Она повернулась и столкнулась лицом к лицу с встревоженными подругами. Джина в дорогом изысканном платье, обтягивавшем фигуру так, что большинство мужчин теряли дар речи. Касси, в кои-то веки решившаяся подчеркнуть красоту макияжем и слегка подкрутить концы блестящих темных волос. Джина одолжила австралийскому звездочету приталенное платье без рукавов цвета баклажана с V-образным вырезом. Оно выгодно подчеркивало фигуру Касси. А еще Марни. Она убрала волосы наверх и блистала изящными манерами. Слова Марни эхом звучали в голове Рииз. Ты должна сказать ему о своих чувствах… Эта мысль пугала. От возможной неудачи каменело сердце. Тем не менее Марни права.

Рыжеволосая гуру в области свадебных нарядов, которую Мейсон видел в первый день, выглядела еще лучше в своем шикарном наряде. А восхищенное лицо Паркера выглядело просто смешным. Очевидно, брат Рииз был сражен наповал. Жаль, Мейсон не мог вспомнить имя его подружки. Неужели его никудышные мозги не в состоянии запомнить самое основное хотя бы о хорошеньких женщинах. Еще три стояли неподалеку, разговаривая с людьми, которых Мейсон не знал, когда родственник Паркера отвел счастливую пару в сторону. Мейсон вздохнул с облегчением, отвел руки назад, пытаясь снять напряжение, сковавшее плечи с того момента, как он пришел на вечеринку. Тяжелейшее испытание для человека, который с таким трудом запоминал словесную информацию. Визуальная память пострадала гораздо меньше, но он не мог расхаживать между гостями, то и дело записывая их имена, как коп на месте преступления.

– Спасибо, что пришел, – раздался за спиной знакомый женский голос, и жар змейкой пополз у него по спине.

Хотя она говорила совершенно спокойно, Мейсона мгновенно охватила чувственная дрожь. Захотелось снова затащить ее в свой внедорожник и услышать отрывистые стоны, о которых он так тосковал все десять лет. Когда он повернулся, облик Рииз окончательно отправил его способность мыслить ко всем чертям. Мягкий свет добавлял тумана взгляду ее синих глаз, вызывая мысли о долгих ночах, жарком, неистовом сексе и мягкой податливости ее губ. На ней было простое персиковое платье без лямок, красиво открывавшее ноги. Отбросив навязчивые воспоминания, Мейсон слегка пожал плечами:

– Ты просила меня остаться, я остался. – На мгновение он замолчал, окидывая взглядом ее прелестную фигуру. – Красивое платье, – оценил он. В глазах вдруг вспыхнули насмешливые огоньки. – Без пуговиц, я вижу.

Уголки губ Рииз изогнулись в чувственной усмешке, Мейсон со страхом понял, что беззвучно открывает и закрывает рот, пытаясь восстановить душевное равновесие, пошатнувшееся от улыбки бывшей жены.

Что еще хуже, в улыбке сквозило какое-то обещание, ощущение неизбежности или еще что-то, дающее понять: Рииз уже не смотрит на бывшего мужа как на человека, от которого ей хотелось бы избавиться. В ее глазах Мейсон увидел тот же намек на надежду и внезапно ощутил безотчетный испуг.

– А мое имя ты записал в книжечку?

– В мою маленькую черную книжечку?

Он еще не успел оправиться от того эффекта, который произвела на него улыбка Рииз, и выглядел довольно жалко. Стало гораздо хуже, когда она шагнула вперед и он немедленно оказался в плену ее запаха, тепла и взгляда, который сводил его с ума. Поэтому, когда Рииз протянула руку и вытащила из кармана его рубашки записную книжку, Мейсон даже не пошевелился. А когда она стала размахивать ею у него перед носом, лишь горько усмехнулся. Как хорошо было бы, если бы его маленькая черная книжечка оказалась просто глупым хранилищем списка мужских побед. Одновременно с этим он хотел, чтобы она поняла, каких усилий ему стоил этот день. Да просто как плохо у него с мозгами. Не успела Рииз углубиться в постыдный список, как к ним подошел официант с подносом, на котором стояла тарелочка в форме сердца, наполненная красной икрой. Такой же привлекающий к себе внимание элемент праздничного декора проплыл между гостями на руках еще нескольких официантов. Рииз ошеломленно взяла аперитив, напрочь забыв обо всем, что собиралась сказать. Когда увидела второго официанта с очередным ярко-красным сердцем на подносе, ее рука беспомощно упала вниз. Мейсон понимал: в других обстоятельствах сердечки выглядели бы вполне симпатично. Приподняв бровь, он посмотрел на Рииз, стоявшую с таким видом, будто у нее удалили легкие.

– Терпеть не могу икру, – сухо сказал он. – Но если хочешь, могу съедать полную ложку из каждой тарелки, когда официанты будут проходить мимо нас.

На какую-то секунду Рииз застыла, неподвижно глядя на него. Ее веки медленно опускались и поднимались, как в трансе. Потом она начала хохотать. Сначала тихо, но постепенно ее хохот становился громче, ей даже пришлось сесть на стул и схватиться за живот. Она очень хотела перестать смеяться, но плечи только сильнее тряслись от хохота. Мейсон бросил на нее подозрительный взгляд.

– Что с тобой?

– Это просто… стресс, результат последних нескольких дней.

Он ждал продолжения.

– Мейсон… – сказала она, смахнув выступившую от смеха слезу. – Твое возвращение…

Эти слова поразили его особенно сильно. Рииз никак не могла закончить предложение. Вытерла мокрый след на щеке и весело улыбнулась:

– Я так старалась убрать все следы свадьбы из этой вечеринки.

Мейсон не знал, как закончится этот срыв. Хорошо или плохо.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Совершенно.

Рииз подняла на него глаза, его поразил взгляд. Ясный. Решительный. Она действительно чувствовала себя нормально. Удивительно, учитывая, через что ей пришлось пройти. Понятно, почему она смогла с юмором посмотреть на ситуацию. Мейсон оказался совершенно не готов к тому, что она сказала потом.

– Я люблю тебя.

Все нервные окончания в нем сработали одновременно, как детонаторы, расплавляя синапсы. Шок, прокатившийся взрывной волной, буквально парализовал его. Почти как тогда, когда он чуть не умер. Он не знал, как быть с тем, что она предлагала. Свое сердце на тарелочке.