– Шутишь все, киргиз. Посмотрим, как оно обернется. В человека, будь он даже и «духом», выстрелить – это не в воробья из рогатки. Не каждому по зубам.

– Шучу. А что делать? Придет время – и увидим, и разберемся. Пару дней назад к нашей позиции старик подошел с огнестрельной раной, помощи просил. Показалось мне тогда, что кто-то зубы свои проверял. Не стал я взводному докладывать.

– Что ты имеешь в виду? – Кныш вдруг побледнел.

– Какая-то сволочь стреляла в старого человека. Может, «духи», а может – нет.

– Ладно, мужики, – вмешался Алексеев, пытаясь разрядить обстановку, – разведка говорит, на прочесывании можно неплохо повеселиться, пошарить по сусекам, правда, вонь везде, как будто зачерствевшим навозом несет. У них тут много брошенных домов, а в них чего только нет… – Он мечтательно закатил глаза, давая понять, что здесь, как в далекой Индии, которую когда-то искал Колумб, есть все.

– У духов даже японские приемники есть, а за каким шайтаном они им нужны? Вот бы такую вещицу затарить! – Беккузиев зацокал языком, его маленькая мечта принимала материальные формы.

– Почему «духи»-то? Они просто местные жители.

– Днем они – местные жители и даже мирные граждане, а ночью – «духи».

– Кузя, ты своих ненавидишь? Тут каждый второй не то таджик, не то узбек.

– Ну и что? Целоваться с ними, что ли?

– Нет, лучше их грабить! – Алексеев простодушно засмеялся.

– Хватит базарить, давайте о деле говорить. – Кныш опять взял нить разговора в свои руки. – «Духи», они и есть «духи», днем или ночью – без разницы. Вот их мы и будем шмонать, и имейте в виду, по приказу командования. Только у нас есть и свой интерес. Что нашли, то – наше, трофеи, так это называется. Все по-честному. Что интересное подвернется – все в общий котел, а там поделимся. Деньги искать надо, пайсу. Кто от меня что заначит, тому несдобровать. А пушки, патроны, прочая лабуда, они никуда не денутся, понятно говорю? Хамид, ты тоже собирался что-то сказать?

– Хм, скажу, – Абдуразаков не вмешивался в дела соседней роты, только слушал, теперь же прищурился, обвел всех хитрым взглядом и приглушенным голосом произнес: – Там не только пайса будет, там и травка должна быть, анаша, план. Может оказаться чарс, такие черные столбики, или что серьезнее, у них этой дряни, как соломы. Кто ищет, тот найдет. Если вам не надо, так другим пригодится.

Закончились дежурства на дороге, а следом и ночные засады на тропах у кишлаков, во втором батальоне обошлось без столкновений, это даже разочаровывало, видимо, хотелось чего-то острого, со жгучим красным перчиком. В первом акте пьесы на шею солдату повесили автомат, все по Чехову, – он должен выстрелить. Теперь всем трем батальонам предстояло познакомиться с зеленой зоной и кишлаками. Это не входило в программу подготовки, но все случилось как нельзя кстати. Прежде чем лезть головой в пекло, надо было надышаться тревожным запахом приближающейся неотвратимой Судьбы, посмотреть ей в глаза…

Во второй половине дня полковая колонна вытянулась в направлении стрельбища, там и встала в ожидании следующего утра. По плану командования полк в течение нескольких дней должен прочесать «зеленку», в которой действовала банда Карима. Подразделения нацеливались на поиск оружия и боеприпасов, одновременно афганская контрразведка, ХАД, интересовалась мужчинами призывного возраста, кто они, с кем они, кого поддерживают. Тех, кто не служил в армии, забирали с собой.

Кишлак назывался Карабаг-Базар. Батальон развернулся фронтом к нему повзводно, минометная батарея заняла огневые позиции, боевые машины сгруппировались для маневра.

– «Контора -1, -2, -3», доложить о готовности.

– Я, «Контора-2», к работе готов, – дождавшись своей очереди, бросил в эфир Усачев.

– Вперед!

Сначала это вызвало интерес. Лица. Пуштуны, таджики, узбеки, хазарейцы… Прослужив в Средней Азии почти десять лет, он многое знал о Востоке, встречался с разными людьми, и с властью, и с простыми пахарями, немного разбирался в языках, был знаком с обычаями. И вот теперь он не узнавал ничего, как будто после книги с плохим переводом наконец-то добрался до первоисточника. Таджики, не те, с которыми он встречался в Душанбе и Курган-Тюбе, а вот эти, ему не улыбались, не прижимали руку к сердцу, не открывали своих объятий. В их домах пыльно, неуютно, там нет привычных для нас высоких белых потолков, полы, как и стены, глинобитные, комнаты маленькие, темные, многие без окон, электрического освещения нет. Дома не отапливаются, лишь в помещении, которое мы назвали бы кухней, в самом центре находится открытый очаг, где готовится пища, где можно погреться в холодные ночи. И запах… Никогда Усачев не встречал такого запаха, им пропитались люди, стены домов, сам воздух, в нем смешались гарь костра, саксауловой золы, старого овечьего навоза, эфирного масла, высушенной мяты и копченый запах одежды и тела. Столетия назад весь мир источал этот приторно-сладкий тяжелый запах, так и должна пахнуть древность, теперь же он принадлежал только Востоку. Дувалы, глинобитные ограды и постройки, переходящие одна в другую, тянувшиеся ломаными линиями, как будто бесконечно, – они совсем не походили на привычные для нас улицы, именно за ними и протекала эта неизвестная и загадочная афганская жизнь.

Командир батальона не остался в стороне от прочесывания кишлака и вместе с группой солдат из взвода связи выдвигался в составе шестой роты. Подспудно он стремился быть рядом с Гайнутдиновым, словно не доверял ему и хотел убедиться, что его сомнения безосновательны. Непрошеные гости колоннами шли вдоль дувалов, негромко переговариваясь, заглядывая в каждую дверь, щель, скользили глазами по плоским крышам домов. Их угрюмые лица не предвещали ничего хорошего. Они били прикладами по воротам, и их впускали. В каждом дворе их встречала толпа женщин и детей. Чем богаче бача, мужчина, тем больше у него жен и наложниц, в этом ориентироваться просто.

В очередном доме по наработанной схеме взвод рассыпался на несколько групп. Группы прикрытия возглавлял лейтенант Рыбакин. Вначале они не входили в дом, а блокировали его, брали под прицел срезы крыши, окна, выходившие в переулок, виноградник и сам переулок вместе с окрестными домами. Другая часть взвода врывалась внутрь, сержант и пулеметчик занимали самую верхнюю крышу, остальные рассыпались вдоль стен, направляя стволы на окна и двери. И на этот раз, убедившись в безопасности, Усачев отдал команду вызвать Рыбакина и его людей и начать обыск.