Шрифт:
– Рейхерт! Ты там как? Бойцы как?
– У меня в глазах резь, еле держусь, бойцы спят.
– Ладно, пусть поспят еще полчаса. Тебя Варгалионок сменит.
Внезапно Ремизов то ли почувствовал, то ли увидел боковым зрением движение на мостике через Гуват. Схватил автомат, соскочил с подоконника. Освещенный контур человека скользнул в темноту и растворился за углом дома, в котором они находились.
– Рейхерт! – бросил он громким шепотом. – Видел?
– Товарищ лейтенант, это кто-то из наших. Точно кто-то из наших.
В подтверждение его слов раздался робкий стук в боковую дверь. Когда убрали блокирующее бревно, на пороге показался сержант из группы Корчина.
– Ты какого черта здесь?
– Товарищ лейтенант, меня старшина послал, я чай с абрикосами принес. Кипяток.
– Да вы там что?! – рычал все тем же громким шепотом Ремизов.
– Мы тихо. Мы в подвале огонь развели. Ни огня, ни дыма не видно.
– О-о, японский городовой! Вы же демаскируете наши позиции!
– Так старшина приказал.
– Какой старшина? Ты что, до сих пор не понимаешь? Мы же тебя подстрелить могли. Назад не пойдешь, останешься с нами.
Чай был, конечно, кстати, но его тонизирующего эффекта хватило ненадолго. К трем часам ночи Ремизов ощущал, как рассыпаются и уходят остатки его потрепанной энергетики, последние силы организма. Треск горящего дерева, доносившийся из глубины кишлака, оставался единственным раздражителем, который еще поддерживал сознание в тонусе. С порывом ветра от пожарища прилетали облака искр, они только подчеркивали черноту наступившей ночи. Одна из крупных искр, вырвавшись из-за ствола древа, стоявшего в пятнадцати метрах от их дома, описала правильную яркую дугу и снова исчезла за стволом. «Странная искра, – проплыло в мозгу Ремизова, – описала дугу. Так человек опускает руку с сигаретой. Ночью надо спать. Кому это надо курить среди ночи? Кому, кому… Разведчикам и диверсантам». Неожиданная мысль острым лучом прорвалась сквозь сумерки сознания:
– Всем подъем! Занять позиции, к бою!
Его автомат выискивал цель среди отсветов пожарищ и черных провалов между ними. Тень убегающего человека мелькнула чуть вдалеке – палец на спусковом крючке замер на мгновенье, и вдруг в это мгновенье неясным эхом откуда-то докатилась еще одна мысль: а если это свой, как тот сержант с чайником? Палец на крючке ослаб, готовность к выстрелу снизилась, но следующая мысль накатила удушливой волной: свой не стал бы убегать в глубь кишлака, надо стрелять! Но было уже поздно, тень растворилась.
– Варгалионок! Смирнов! За мной! Рейхерт, организовать наблюдение и оборону. Мы быстро.
Они бежали в стороне от огромных костров, продолжавших ярко пылать, скрываясь в кустах и деревьях, чтобы самим не стать мишенями для стрельбы. Заняв удобную позицию в середине кишлака, залегли.
– Все. Слушаем и смотрим. Ни звука.
Летняя ночь, пропитанная запахами войны, дышала тревогой и опасностью. В кишлаке есть люди, теперь это понятно, а вот сколько? И кто эти люди? Если этот наблюдатель пришел не один и где-то здесь притаилась банда? Первым не выдержал Варгалионок, минут через десять он толкнул командира под локоть:
– Товарищ лейтенант, может, вернемся? Жутковато. Нас тут всего трое, от наших далеко оторвались.
Ремизов думал о том же, они давно и внимательно присмотрелись к Гувату, к окрестным домам и дувалам, к местности, враг себя не обнаруживал. Но если их засекли, то маневр откладывать нельзя, надо уходить.
– Возвращаемся, пожалуй, ты прав, пора…
Спустя сутки пятая рота отправилась на засаду в Астану, крупный кишлак, расположенный в десяти километрах на восток от Рухи, в котором довольно часто бывали незваные гости. Природа не терпит повторений, и на этот раз она подарила роте огромную луну, светившую, как мощный софит, которая лишь изредка пряталась в высоких перистых облаках. Ремизов тоже был частью природы и тоже не любил повторений, а поэтому решил старшину Корчина с собой больше не брать, несмотря на все его нереализованные амбиции и горячий чай с абрикосами.
Входили в Астану ночью, чтобы не привлекать внимания случайных ушей и глаз. Ничего лишнего из снаряжения с собой не брали, а перед началом движения попрыгали, убедились, что ничто не позвякивает. Полтора десятка теней тихо проскользнули через лунные поля и лунное молоко и углубились в узкие, брошенные жителями переулки. Среди множества домов выбрали два самых больших, с широкими плоскими крышами, возвышавшихся над всеми другими, от которых просматривались подходы к кишлаку и к дороге, проходящей по берегу Панджшера.
Только вступили за дувал первого дома, во двор, как в ноздри со сладким напором ворвался плывущий из дома запах плова. Ремизов замер от неожиданности, медленно выдохнул и вскинул руку – всем остановиться, замерли и солдаты. Кто понял, что происходит, кто нет, но Ремизов не слышал в доме звуков голосов, а это означало, что их засекли и притаились. Ждут или ушли? Вот в чем вопрос. Плов не готовят только для себя, это праздничное блюдо, сколько же их здесь и кто они? Неужели бой? Кто будет атаковать, тот и победит. Ремизов почувствовал, как по коже пробежали мурашки, а им на смену от сердца побежала горячая волна адреналина.