— Илис! — молящим голосом воскликнул он. — Позволь, я объяснюсь. Во всяком случае, попытаюсь… Не бойся, — добавил он, видя, что Илис смотрит на него округлившимися глазами и явно думает, как бы ей поскорее сбежать, — я не намереваюсь признаваться тебе в любви. И я вовсе не приревновал тебя к отцу. Тут иное.

— Надеюсь на это, — заметила Илис, пытаясь справиться с волнением. Вся сцена начинала приобретать отчетливый привкус трагифарса, и ее это нервировало, пожалуй, даже сильнее, чем странное поведение Марка.

— Так вот, — начал он медленно. — У отца, видишь ли, всегда было много женщин… и теперь тоже. Я знаю, и мать знает — он никогда не скрывал от нас, что имеет связи на стороне. Такой уж он человек. Моя мать — ты видела, — она очень красивая, но… холодная женщина, а отец — он совсем другой, хотя любит ее страшно. Ему… как бы это сказать… тесно с ней, потому он и мечется.

— А я тут при чем? — спросила Илис, а про себя подумала: какое точное выражение — «страшно любит»! Оно как нельзя лучше подходило к Бардену. Если уж он любил кого-нибудь, то делал это, без сомнения, страшно.

— Когда я услышал про вас с ним… у меня внутри что-то перевернулось. Я сам удивился! Никогда меня не трогали его похождения — я с детства воспринимал их как нечто само собой разумеющееся. Но ты… я никак не мог представить, как ты и он… может быть, все дело в том, что он так запросто познакомил меня с тобой? Или в том, что мы с тобой ровесники? И он старше тебя почти на тридцать лет и мог бы быть твоим отцом? Я не знаю.

— Я не понимаю, почему ты волнуешься, — заметила Илис, — и в чем твои проблемы, тоже не понимаю, это слишком уж сложно для меня. Скажу одно: можешь успокоиться на этот счет. Слухи врут. Твой отец даже повода никогда не давал подумать, что он что-то такое на мой счет имеет. И поднимись ты, ради Двенадцати, а то нас увидит еще кто-нибудь и вообразит Безымянный знает что.

Марк медленно поднялся и теперь стоял перед ней, покаянно повесив голову, и дышал тяжело и нервно.

— Мне кажется, ты сам себя не понимаешь, — продолжала поучать Илис. Она уже полностью пришла в себя и теперь взяла строгий тон. — А еще хочешь, чтобы я тебе что-то объяснила!.. И не вздумай приставать с этими дурацкими вопросами к отцу! Вы, конечно, друг друга стоите — в смысле пристрастия к прямым и откровенным вопросам в лоб, — но в данном случае он, боюсь, тебя не поймет. Схлопочешь затрещину, и хорошо еще, если голова на плечах удержится.

— Пожалуй, — согласился Марк. — Илис, прости меня за то, что я тут наговорил. Я тебе верю.

— Еще бы ты мне не верил, — фыркнула Илис.

Отдышавшись, наконец, Марк вновь сел рядом с ней, и некоторое время они провели в молчании. Илис размышляла, что дело, кажется, еще серьезнее, чем воображал себе принц. Если разобраться, вовсе не слухи беспокоили его. И утверждая, что он ничуть не ревнует Илис к отцу, он тоже не кривил душой. Но лично у нее сложилось мнение, что дело все-таки в ревности, только совсем другого рода. Марк ревновал не Илис к отцу, а отца — к Илис…

На следующий день во дворце начались празднования дня рождения наследного принца. Марку исполнялся двадцать один год. Разряженный в парчу и обвешанный золотом, он совершенно перестал походить на себя. Торжества его радовали мало, он с большим удовольствием обошелся бы без них, — как, впрочем, и его отец-император, — но статус наследника престола обязывал.

Зато Илис приему даже обрадовалась. Это был замечательный случай встретиться со старыми знакомыми, с которыми она не виделась с весны. Поздравить Марка пришли как Эва Кранах и Илария Энгас в сопровождении братьев и родителей, так и остальные участники их дружеских вечеринок. В том числе и князь Рувато Слоок, который, впрочем, с принцем держался довольно холодно — ну а тот возвращал ему холод сторицей. Маленькая беленькая Эва, удивительно похорошевшая за лето, как ухватила Марка под руку, так и не отпускала его, неотрывно смотря ему в лицо своими прекрасными голубыми глазами. Принц не возражал…

Пока не начались танцы, Илис чудесно проводила время со знакомыми барышнями, смеясь и болтая о пустяках. Очень приятно было на время позабыть о делах важных, магических и политических. Но заиграла музыка, всех девушек немедленно разобрали, и только Илис наотрез отказывалась идти танцевать, как ее ни уговаривали. Впрочем, когда к ней подступил Барден, она слегка опешила и поняла, что этому кавалеру отказать не получится, уж очень он был настойчив и категоричен. Да ему не очень-то было и нужно ее согласие — он просто взял ее за руку и повлек в ряды танцующих.

— Я даже не знала, что вы умеете танцевать, — заметила Илис ядовито, когда он обхватил ее за талию своими лапищами.

— Я много чего умею, — безмятежно отозвался Барден.

— О да, таланты ваши разнообразны. Между прочим, что это вам взбрело в голову? Вы разве не знаете, что о нас уже люди говорят? — Илис шкурой чувствовала прилепившиеся к ним неприлично любопытствующие взгляды.

— Отчего же, знаю. А тебя волнуют слухи?

— Не очень, — честно призналась Илис, про себя подумав: ах ты, провокатор!