Шрифт:
В противоположность Кларе Маргарет держала голову высоко, а на ее щеках пылал весьма привлекательный румянец. Она выглядела как разгневанная богиня. Богиня, которая – будь они одни – непременно набросилась бы на обидчика. И эта мысль чрезвычайно возбуждала Годрика.
Когда танец вновь свел супругов, они заговорили одновременно.
– Я вовсе не собирался… – начал Годрик.
– Вы признали меня виновной без суда и следствия, – прошипела Мэггс, – не имея на руках ни малейшего доказательства.
– Вы флиртовали, мадам.
– И что, если так? – спросила Мэггс, драматично закатив глаза. – Если бы каждую невинно флиртующую женщину считали потаскухой, не заклейменными позором остались бы лишь монашки и дети. Неужели вы и впрямь полагаете, что я собиралась завести интрижку с виконтом?
Годрик слишком долго колебался с ответом, и красивые брови Мэггс сошлись на переносице.
– Вы просто сводите меня с ума.
Они начали привлекать внимание, но Годрик не мог оставить столь вопиющее обвинение без ответа.
– Я? Я свожу с ума? Нет, миледи, это вы сводите меня с ума. За всю свою жизнь я еще ни разу не устраивал сцен при таком скоплении…
– А сегодня устроили уже дважды, – не осталась в долгу Мэггс.
Ребяческий ответ, но ужасно обидный, потому что Мэггс успела высказать его прежде, чем танец вновь развел их с Годриком.
Так что последнее слово осталось за ней.
Годрик даже не потрудился скрыть раздражения, задумчиво наблюдая за движениями жены. Выражение его лица напугало дородную матрону, которая тотчас же сбилась с ритма и налетела на соседнюю пару.
Годрик нахмурился еще больше.
– Я когда-нибудь давала вам повод усомниться в моей верности? – спросила Мэггс, когда они с Годриком снова сошлись в танце.
– Нет, но…
– И тем не менее вы обвиняете меня в самом ужасном грехе, в каком только может мужчина обвинять женщину.
– Маргарет, – беспомощно произнес Годрик, внезапно растеряв все свое красноречие.
Мэггс набрала в грудь воздуха и спокойно заговорила, пока Годрик обходил вокруг нее.
– Какое вам до меня дело? Вы ясно дали понять, что я вам неинтересна. Изображаете собаку на сене? И зачем вы вообще на мне женились?
Годрик отвел взгляд и тут же заметил, как окружающие незаметно прислушиваются к их разговору.
– Ваш брат меня попросил…
– Гриффин почти вас не знает.
Годрик вновь посмотрел на жену и увидел горящую в ее глазах решимость.
– Здесь не место…
– Почему?
– У меня не было выбора! – прорычал наконец Годрик и тут же пожалел о своих словах.
О Господи, она выглядела такой ошеломленной.
– Маргарет, – начал Годрик, но его жена вновь оказалась вне пределов слышимости, и он не знал, радоваться этому или нет. Ему не должно быть до нее никакого дела. Никакого дела до того, спит она с кем-либо или нет. Годрик готов был принять ее ребенка от другого мужчины раньше… но сейчас он просто не мог этого позволить.
Мысль об этом поразила его. Все изменилось за каких-то несколько дней. А именно с того самого дня, когда он встретил жену на улице Сент-Джайлз.
Дьявол. Что она с ним делает?
Но сейчас Годрик не мог об этом думать. Они находились в зале, окруженные доброй половиной представителей высшего света Лондона. Ему необходимо было успокоить жену и создать хотя бы видимость благополучия.
Когда они сошлись, Годрик уже был готов к разговору, поэтому его голос звучал твердо и спокойно:
– Несмотря на ваше поведение сейчас и чуть ранее, я не стану думать о вас хуже, Маргарет. Я просто хочу быть уверенным в том, что ваша слишком страстная натура не доведет вас до беды.
В ответ на это Мэггс наклонилась к уху мужа и произнесла:
– Может, я и слишком страстная, но зато не веду себя так, будто уже умерла. А еще я ненавижу имя Маргарет!
С этими словами она развернулась и вышла из зала, сопровождаемая ароматом апельсина.
Годрик не мог не восхититься поведением жены, хотя она и оставила его в одиночестве посреди зала.
Справа от Годрика появилась чья-то высокая фигура.
– Брак и впрямь изменил тебя до неузнаваемости, – протянул Клер. – Еще ни разу не видел, чтобы ты был так близок к дуэли. Я уж не говорю о ссоре с женой посреди зала. У меня просто нет слов.
Годрик закрыл глаза.
– Мне жаль…
– Ты превратно меня понял, приятель.
Годрик открыл глаза и увидел широкую улыбку на лице друга. Клер улыбался!
– Господи, Сент-Джон, я едва не отступился от тебя, сочтя мертвым.