Десятник обернулся — горожане улепетывали к городским воротам, но беглецов оказалось слишком много, образовалась жуткая давка. Люди толкали друг друга, топтали упавших. Вопли, женский визг, проклятия, плач детей неслись из толпы. Оставалось лишь надеяться, что у Ракавира хватит ума не тащить дочерей в эту кашу.

Послышался громовой раскат.

Земля вздрогнула, будто пошла рябью, а вслед за этим к небу взметнулась кровавая пыль. Закружила, завертела. Дышать стало трудно, солнце скрылось в алом водовороте, мир почернел. Звуки почти смолкли, до Ильгара доносилось лишь глухое бормотание и непонятный гул. Он словно угодил в сердце вьюги. Как слепец, выставив руку перед собой, побрел туда, где — как думалось — находилась мельница…

Молодой жнец обо что-то споткнулся.

— Что за…

Под ногами лежал обезглавленный мертвец. Простенькая одежда залита кровью, на боку — глубокая рана. Ильгар отпрянул, потянул из ножен меч. Сделал три шага…

Замер.

Кругом валялись изуродованные тела. Лоточники, водоносы, стражи, жрецы, женщины, мужчины, дети… враги никого не пожалели!

Никаких красок не осталось в мире. Только красный, только черный.

Алая вьюга… Алая земля…

Растоптанные пирожки, детские игрушки, башмаки и детали одежды. Поломанные лавки, черепки разбитых кувшинов. Всюду лежали мертвецы.

Ильгар побрел дальше. Пот стекал по спине и лицу, смешивался с пылью. Жнец вытер рукавом лоб и глаза — на мягкой и дорогой ткани остался мутный развод.

— Эй! — остановившись, закричал десятник. — Где вы? Где вы все? Идите сюда, мать вашу!

Боковым зрением заметил, как что-то большое во мгле устремилось к нему. Припал на колено, пропустив над головой лезвие топора настолько огромного, что в это трудно было поверить, и откатился в сторону. Красная пыль царапала глотку, раздражала глаза. Сквозь повисшую пелену трудно было разобрать, что творится вокруг. Ильгар смахнул выступившие от пыли слезы, прищурился. Холодок закрался в сердце. Высокие силуэты то появлялись, то исчезали в буре. Они были повсюду. Десятник приподнялся, едва не схлопотал обухом по темечку и снова рухнул на землю, уткнувшись лицом в живот мертвой старухе. Огляделся. Резко вскочил, пригнулся, избегая удара, и сам полоснул в ответ. Брызнула кровь. Глухо рыча, из пыльной завесы выбрался великан. Израненный, но по-прежнему опасный, как разъяренный медведь. Он ткнул кулаком, отгоняя Ильгара. Тот увернулся, порвал дистанцию, уколол здоровяка в бедро. Железный полумесяц прошел совсем рядом, оцарапав плечо. Великан зарычал, рванул топор на себя, норовя зацепить верткого человека за шею. Но жнец успел рухнуть на землю, перекатиться и встать… Следующий взмах едва не снес его с ног. Повторный удар Ильгар отвел мечом. Не упуская момент, скользнул клинком вдоль топорища, рассек гиганту пальцы. Тот взвыл, отступил на шаг, потрясая рукой. Воспользовавшись этим, десятник зашел за спину великану и вогнал меч между ключицей и шеей.

Когда противник повалился на землю, обессилено опустился рядом. Меч погнулся, сам он получил несколько ушибов и неглубоких порезов, зато был жив и теперь знал, кто напал на Сайнарию.

Иарматы. Народ великанов.

Они обитали в Зеленых каньонах, что притулились где-то на кромке пустыни Гайтчи, и славились воинственным нравом. А их божества повелевали ветрами, могли насылать песчаные бури — самумы.

Дальше пришлось двигаться вдвое осторожнее. Выжидать, задерживать дыхание и подолгу прикидываться мертвецом. Земля вокруг напоминала бойню. Убитыми в основном оказались земледельцы и горожане, — беззащитные, напуганные, неспособные оказать сопротивление! — в то время как гвардейцев и жнецов было немного. Но это и понятно, люди шли на праздник, и охраняла их лишь горстка гарнизонных воинов. Никто даже в кошмарном сне не мог представить, чем все это обернется.

Мимо Ильгара пронеслось нечто массивное и бряцающее железом. Сарлуг! Совсем еще мальчишка. Тяжелые доспехи потемнели от пыли, пышный плюмаж растрепался, но всадник крепко сжимал турнирное копье. Его конь словно натолкнулся на невидимую стену, упрямился, не хотел скакать вперед. Парень безуспешно понукал его, давал шенкелей и, казалось, даже умолял послушаться.

— Эй! — закричал Ильгар. — Сарлуг! Воин, чтоб тебя…

Всадник обернулся. Выставил перед собой копье, чуть-чуть наклонился вперед. Мальчишка приняли его за неведомое чудище. Еще бы, так вывозился в грязи и кровавой пыли!

— Я человек! — прохрипел Ильгар, положив меч на землю — поступок не самый разумный, зато сразу давший понять юнцу, что перед ним не враг. — Жнец!

— Хвала Сеятелю, — вздохнул сарлуг. Слезы прочертили на чумазом лице бороздки. — Я думал, уже никого не осталось в живых…

Из вьюги вдруг вынырнуло нечто огромное, волосатое, облаченное в меховые штаны и жилет. Вскинув над головой топор, иармат двинулся к всаднику. Паренек замер, вжался в седло, даже не подумав как-нибудь встретить неприятеля. Ильгар рванул наперерез.

Успел.

Прыгнул ногами вперед, угодив здоровяку в левое колено. Послышался хруст, на десятника будто столетний дуб навалился. В нос ударил мощный звериный дух, кисло смердело потом. Жнец схватил великана за космы, ударил кулаком в лицо. Тот застонал, но с потрясающей легкостью оторвал от себя человека и приложил о землю.

Иармат брызгал слюной, приволакивал ногу, но сил у него хватило бы на троих Ильгаров…

Нечто, похожее на железную гору, сбило великана с ног, дав шанс десятнику прийти в себя от удара.

— Забирайся в седло! — дрожащим голосом прокричал сарлуг. — Он сейчас очухается… Помочь?

— Дай мне… копье, — прорычал Ильгар, поднимаясь. Негоже было оставлять за спиной оглушенного, но по-прежнему опасного врага.

Парень послушно протянул оружие. Десятник со второй попытки обломал корончатый наконечник, запрыгнул великану на грудь и вонзил копье в глаз. Налег всем весом, вгоняя обломок еще глубже.

Гигант умер быстро.

Ильгар, покачиваясь и держась рукой за ноющие ребра, протянул копье сарлугу и отправился за своим мечом.