— Еще семьсот рыбин прошлой ночью. Семь сотен. — Обернул веревку вокруг какой-то металлической штуковины и дернул за ручку.

— Я серьезно говорю, Арнольд, — оставь его в покое.

Из воды залива выглянула черная сеть — невысоко, на фут, — а большая ее часть осталась в воде. Внутри сверкали серебристые рыбьи тела. Берджес вытянул одну. Это был лосось длиной почти с его руку. Чешуя переливалась розовым, серебристым и серым, выдающаяся вперед челюсть широко раскрыта. Из живота вырван кусок, и на этом месте глубокая рана с рваными краями.

— Это видите? — Арнольд Берджес показал мне рыбину.

— Арнольд…

— Один укус. Просовывает нос в сетку, вырывает печень и оставляет подыхать. — Берджес оскалился и бросил лосося в пластиковый контейнер, расплескав воду по всему сараю. — Целую неделю достаю из клеток мертвую рыбу.

— Арнольд, это детектив-инспектор Хендерсон, он хочет поговорить с тобой.

Берджес вернулся к лебедке и еще немного приподнял сеть над водой:

— Бенни? Ты корм принес?

Бенни кивнул на гору мешков на барже:

— Двадцать мешков.

— Это не дело, черт возьми. Как мы протянем с двадцатью мешками…

— Не дави на меня, Арни Берджес. Я привез с собой еще и несколько пассажиров. Разве не так?

Ну и акцент — ничего понять невозможно. Как будто сами слова выдумывают.

Бенни запрыгнул в лодку:

— Поеду за оставшимися.

Я уставился на Ройса и мотнул головой в сторону берега.

Пауза, затем констебль кивнул:

— Да, конечно, почему бы нет? Давай я тебе помогу, Бенни? На двоих работы меньше. Пусть эта парочка останется здесь… побеседуют.

Звук лодочного мотора, удаляясь, перешел в ворчание, потом в шепот, а потом совсем затих.

Я прислонился к ржавому металлическому поручню:

— Держись, черт возьми, подальше от Генри Форрестера.

Берджес швырнул в контейнер еще одну рыбину:

— Удобрение. Больше они ни на что не годятся.

— Он ни в чем не виноват.

— Бесполезная трата хорошей рыбы.

— Слушайте, мистер Берджес, я знаю, что вы через многое прошли, но…

— Ты знаешь, через что я прошел? — ШЛЕП. Следующий лосось, не долетев до контейнера, упал на деревянную платформу прямо у моих ног. — Ты знаешь, черт возьми?

Да, я, черт возьми, знал.

— Это не…

— Моя Лорен мертва, констебль Хендерсон. О да, конечно, я знаю, кто вы такой. Видел я вас на этих чертовых пресс-конференциях. Называете себя кайфоломами — как будто это какая-то игра. Я вам вот что скажу — а не кайфануть ли и нам по поводу того, что какой-то больной ублюдок убил мою Лорен?

— Генри Форрестер сделал все, что мог для того, чтобы…

— Закажем мороженое с вареньем, — потому что кто-то вырвал ей зубы, изрезал ножом, вырвал ногти, отрезал голову и вспорол ей живот, как рыбе? Да? Давай кайфанем по-взрослому, мать вашу! — Лицо здоровяка потемнело, кровь залила круглые щеки. В том месте, где резиновый воротник костюма соприкасался с шеей, запульсировала вена.

Я стал смотреть на воду. Медленно и глубоко вздохнул. По крайней мере, он знал. Ему не нужно было дожидаться следующей открытки, чтобы узнать, что сделал этот ублюдок. Лорен была мертва, и Мальчик-день-рождения больше не мог причинить ей боли. А вот Ребекка…

Что-то случилось с моим горлом.

— Вы не единственный, кто потерял дочь, — выдавил я наконец.

— Ей еще тринадцати не было! — Вылетевшая из губ слюна сверкнула на солнце.

— Так обвиняйте в этом Мальчика-день-рождения, а не несчастного старого ублюдка, который…

— Если бы вы, никуда не годные уроды, сделали свою работу как надо и поймали его, Лорен была бы жива! — Он расправил плечи и выпятил покрытый бородой подбородок. — Два года. ДВА ГРЕБАНЫХ ГОДА было у вас до того, как он похитил ее! — Берджес сделал шаг вперед.

Ну вот, началось.

Я оттолкнулся от перил, сжимая занывшие от боли руки в кулаки:

— Лучше успокойтесь, а то больно будет.

— Вы хоть понимаете, что это такое? Ждать? Каждый день рождения ждать, чтобы увидеть, что он с ней сделал?

Да, и так все время.

Я закрыл глаза, сосчитал до пяти и сделал еще одну попытку:

— Генри Форрестер пытался помочь вам.

Берджес раскинул руки, и водолазный костюм затрещал по швам. Лысеющий медведь в резиновых ползунках, борода торчит как свалявшаяся шерсть.

— А почему он должен забыть? А? Почему для него все должно кончиться? Каждый год мы получаем новую открытку. Каждый, мать его, год! Мы переехали сюда, и он все равно нашел нас! Он снова на улицах, охотится со своей камерой и ножами за дочерями других людей, потому что вы, УБЛЮДКИ, не можете выполнить свою…