— И она была девственница?

— Ради бога, я не зацикливаюсь на этих подробностях. Это было давно.

— Да, и в другой стране, к тому же девка умерла для тебя, а ты по-прежнему отравляешь колодцы. Марло. Снова Марло. Все твои знакомые наизусть помнят твои цитаты. Можно список составить.

— Я не собирался этого говорить.

Он сказал это с горечью. Не думаю, что ему было горько за Вивиан или за кого бы то ни было, не носящего имя Арсенио Куэ и его воплощений. Мне показалось, у него чуть не вырвалось в подражание Тин Тану: «Только не эта, она меня убивает!»

— Ты с ней переспал раньше, чем Эрибо?

— Не знаю. А когда Эрибо с ней спал?

— Он с ней не спал.

— Значит, я точно раньше.

— Ты знаешь, что я хочу сказать.

— Я знаю, что ты говоришь. Слышу.

— Ты был первым?

— Я не спрашивал. Никогда не задаю подобных вопросов.

— Слушай, не финти, ты же старый греховодник.

— An old hand. Этак поизящнее будет.

— К черту дендизм. Ты первым трахнул Вивиан?

— Возможно. Но я правда не знаю. Она в школе балетом занимается, с самого детства. И потом, мы были пьяные.

— Значит, она соврала Эрибо?

— Возможно. Если он сам не врет. А если и соврала, какая, в жопу, разница. Бабы всегда врут. Все.

То, что последовало за этим, было так неожиданно, что, не услышь я сам, не поверил бы. Воистину ночь открытий для blas'e [189] .

— «Allzulange war im Weibe ein Sklave und ein Tyrann verstecke. — Я обалдел не столько от самой цитаты, сколько от немецкого произношения, подслушанного у какого-то актера. Куэрд Юргенс. — Oder, besten Falles, K"uhe». Фридрих Ницше, «Also Sprach Zarathustra» — я хотел сказать, не пизди! — чистая, незамутненная правда: слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран; в лучшем случае, она — корова. Зер точно. Коровы, козы, бездушные твари. Низшая раса.

— Не все же. Твоя мать не корова.

— Боже, Сильвестре, к чему все эти предсказуемые чувства, общие места и раскрученная сентиментальность. Я не оскорблюсь, если о ней так отзовутся. Ты не был знаком с моей матерью. Я же не водитель автобуса и не конюх, чтобы на корову обижаться. Зато я обижусь, если ты и дальше будешь меня допрашивать. Да, я спал с Вивиан. Да, самый первый. Да, она соврала Эрибо.

— В тот вечер, когда я вас с ним познакомил, ты уже с ней переспал?

— Да. Думаю, да. Да. Да, начальник.

— Ты тогда встречался с Сибилой?

— Слушай, достал. Ты прекрасно знаешь, я с ней не встречался, я никогда ни с кем не встречаюсь, ненавижу это слово так же, как само понятие, я просто сопровождал ее, как ты сопровождал Вивиан. Я не виноват, что мне больше повезло.

Неужели дело в этом? Я ревную? Она — мой пазл воспоминаний, в который любовь вложила последний кусочек?

— Значит, ты меня наебал, когда я говорил, что она дает, а ты развел туфту про вечно девственную пишущую машинку, и все это при Риботе?

— О господи, и ты поверил? Я даже не старался. Доза для детей и бонгосеро, чтобы не открывать горькую правду бедолаге Эрибо.

— А правда в том, что ты уже ее отымел.

— Нет, начальник! В том, что она его использовала. Хотела, чтобы я ревновал. Правда в том, что она никогда с ним не спуталась бы, потому что он мулат, да еще и бедный. Или от тебя ускользнуло, что Вивиан-Смит Корона — девочка из высшего общества?

Бедный Арсенио Яхткуэ. А сам-то ты из высшего общества?

— И все. Финита ля комедия. Занавес.

Он встал. Попросил счет.

— В этой истории тебя волнует только, что тебя наебли. Можешь считать это эпилогом.

Может, и верно? Лучше боязнь оказаться посмешищем, чем любовь к Вивиан Смит. Но я не собирался так просто сдаваться Куэ. Я его хорошо знаю. Слишком хорошо его, стервеца, знаю.

— Сядь, пожалуйста.

— Я больше и слова не скажу.

— Будешь слушать. Говорить буду я. Последнее слово.

— Обещаешь?

Он сел. Расплатился по счету и закурил сигарету в серебристо-черном мундштуке. Теперь он будет прикуривать одну от другой, пока не напустит дыму по всей комнате, по всему залу, по всей вселенной. Дымовая завеса. Как начать? Вот что я хотел сказать ему весь вечер, весь день, несколько дней подряд. Настал момент истины. Я Куэ знаю. Он-то собирается со мной в словесные шахматы играть и только.

— Ну. Я жду. Подавай. И только не надо меня осаливать.

Что я говорил? Бейсбол — народные шахматы.

— Я скажу тебе, как зовут женщину из сна. Лаура.

Я ожидал, что он упадет со стула. Я ждал этого неделями, все утро, весь день и весь вечер. Уже и не надеялся. У меня было то, чего вам не дано: его лицо прямо передо мной.

— Это ей приснился сон.

— И?

Я почувствовал себя полным идиотом.

— Тот сон — это ее сон.

— Я понял. Дальше что?

Я умолк. Сделал попытку найти что-нибудь, помимо пословиц и поговорок, фразу, требующую обработки, слова, какое-никакое предложение, сдобренное там и сям. Нет, это не шахматы и не бейсбол, это головоломка. Нет, скраббл. — Мы с ней недавно познакомились. Месяц, точнее, два назад. Мы встречаемся. Вроде как. Нет. Я на ней женюсь.