— Да понимаю я, понимаю, — в сердцах произнес Каминский. — Я бы вас тоже не стал беспокоить, Валентин Сергеевич, но на меня ведь давят. Вот и суечусь. — Он вздохнул. — Скорее бы все кончилось.

— Однажды кончится. Все. И будет играть музыка, но мы ее не услышим.

— Типун вам на язык, Валентин Сергеевич!

— Это я к тому, что жизнь без волнений не бывает. Так уж мир устроен. Хорошо ли, плохо ли, а не нам его менять.

— Ну, раз уж вы взялись философствовать, — возразил Каминский, — то тут я вам готов возразить. Нам менять этот мир, Валентин Сергеевич, нам! Вот вы с терроризмом боретесь, всякую сволочь уничтожаете… Разве тем самым не меняется мир вокруг нас? Я сегодня на подпись президенту положил проект строительства нового газопровода «Восточный поток». Это ведь тоже начало перемен. Грандиозных перемен, хочу заметить.

Они еще немного поговорили на отвлеченные темы, условились даже когда-нибудь поохотиться вместе, а потом попрощались, и с тех пор Каминский ни разу не позвонил. Но Комаровский прекрасно понимал, каково сейчас приходится заместителю главы Администрации. Его и самого рвали на части — то силовики, то думцы, то пронюхавшие о ЧП журналисты. Переступив порог квартиры, Комаровский сбросил с ног разогревшиеся туфли, зашвырнул фуражку на шкаф, сорвал с шеи галстук и, оставляя на ковре влажные отпечатки ступней, направился в ванную комнату. Она была поистине генеральская — четыре метра на пять, с высоченным потолком, кабиной для душа, ванной, джакузи и кучей укромных мест, где надежно хранились всякие неодобряемые супругой напитки: баснословно дорогой херес из коллекции «Массандра», ямайский ром восьмидесятилетней выдержки, бордо, текила, заказная водка «Дива» и много еще чего, всего не упомнишь. Надобно отметить, что те же самые напитки стояли во вполне официальном баре Комаровского, однако почему-то ему было интереснее баловаться тайными запасами.

Он уже избавился от брюк, кителя и рубашки, когда в ванную комнату заглянула жена. Против обыкновения выглядела она по-домашнему, можно сказать, затрапезно, хотя обычно либо наряжалась для похода куда-нибудь, либо не успевала смыть макияж после отсутствия.

— А я думал, тебя нет дома, — сказал Комаровский, радуясь, что не извлек на свет божий бутылку и не был застигнут на месте преступления с неоспоримой уликой в руках.

— Сегодня никуда не ходила, — ответила жена, покосившись на носки Комаровского, в которых он переступал с ноги на ногу по мраморному полу. — Надоело все. Знаешь, я решила больше не ходить в фитнес-клуб. А парикмахерская? А косметический салон? Да я полжизни провожу в этом дурацком салоне. Хватит с меня. Хватит, хватит, хватит!

Это было что-то новенькое. От неожиданности Комаровский опустился на кожаный топчан и осторожно спросил:

— Чем же ты будешь заниматься?

— Дома буду сидеть. Щи варить. Огурцы солить. Тебя обстирывать. — Жена снова посмотрела на носки Комаровского. — Кстати, чтоб ты знал, я сегодня рассчитала Глашу. Сама стану хозяйничать.

«Надолго ли тебя хватит?» — подумал Комаровский, а вслух поинтересовался:

— Не наскучит ли тебе заниматься хозяйством? Не приспособлена ты у меня к нему.

— Ошибаешься. Справлюсь. Я знаю, я чувствую. А еще я чувствую, что хочу ребенка. Нет. Детей хочу. Двух, трех… сколько получится. — Жена подошла, присела рядом и, положив холодные ладони на колени Комаровского, посмотрела на него снизу вверх. — Мне надоело жить для себя. Хочу для других. Для тебя, для наших детей.

Тронутый до глубины души, он взял ее за гладкий подбородок, не позволяя опустить голову, и решительно протянул вторую руку к пояску на ее халате, но тут зазвонил мобильник, оставшийся в кармане брюк.

— Давай сюда, — попросил он, шевеля пальцами протянутой руки.

Жена помедлила. Было видно, что ей хочется бросить в ответ что-нибудь резкое, например, заявить, что она не домашняя собачка, которая по первому требованию приносит хозяину домашние тапочки или газету. Однако что-то в ней действительно переменилось, потому что, открыв рот, она не произнесла ни слова, а крепко сжала губы. «Укрощение строптивой, — подумал Комаровский. — Что ж, если без этого нельзя, то займемся дрессировкой». Когда жена подала телефон, он быстро включил прием:

— Слушаю?

— Товарищ генерал, — раздался далекий и взволнованный голос майора Андреева, — объект обнаружен.

Он говорил по рации, а специальная аппаратура транслировала его речь по спутниковой связи. Слышимость была вполне удовлетворительная, если не считать помех, похожих на хрипы в груди больного воспалением легких.

— Молодцы! — воскликнул Комаровский, готовый пуститься в пляс. — Ну, давай, майор, давай! Докладывай, не тяни быка за хвост!

Жена следила за ним, заинтересованно склонив голову к плечу. В ее взгляде не читалось обычной скуки. Похоже, она видела мужа новыми глазами, и то, что она наблюдала, ей определенно нравилось.

— Мы разделились, — стал рассказывать Андреев. — Первая группа прошла вдоль хребта до перевала Агриш, но никаких подозрительных огней или передвижений не заметила. Вторая группа взяла севернее и вышла к заброшенному военному аэродрому, где стоит пассажирский «Боинг», накрытый маскировочной сеткой.

— Охраняется?

— Разумеется.

— А где находишься ты, майор?

— Мы с сержантом Соболем… то есть Соболевым… находимся на южном склоне Викарского ущелья. Через приборы ночного видения отлично просматривается кишлак и пещера, где держат заложников.