Дальнейшие события показали: преступные, зверские инстинкты во время войны проявляются с особой силой, как только для этого создаются хотя бы маломальские условия. Повторим: преступники и на фронте оставались преступниками, в их среде привычным делом были пьянки, картёжные игры, поножовщина. При удобном случае они не брезговали грабежом или мародёрством. Видимо, это было достаточно очевидно и для военного командования Красной Армии. Поэтому с резким изменением положения на театре военных действий в пользу СССР было решено прекратить пополнение действующей армии профессиональными преступниками — «урками». В 1944 году в соответствии со специальным распоряжением ГУЛАГа перестали призывать на фронт неоднократно судимых уголовников, в том числе и «сидельцев», отбывавших сроки наказания за незначительные преступления — если эти преступления были рецидивными.

В отношении же сражающихся на фронтах «блатных» стали всё чаще применяться суровые методы воздействия. Но если на своей территории «уркаганов» ещё удавалось сдержать жёсткими мерами (например, двое из «штрафников», подделывавших печати, по свидетельству Мамаева, были расстреляны), то при вступлении на территорию противника — особенно в Германию — стихия вырвалась из-под контроля.

Об этой странице войны в нашей исторической и художественной литературе до последнего времени говорить было не принято. Даже сегодня тема жестокости и насилия над мирным населением оккупированной Германии стыдливо замалчивается. Но к нашему разговору она имеет непосредственное отношение.

Как уже говорилось, на завершающем этапе войны свежие силы для пополнения советских войск стали черпаться из лагерей. И, разумеется, преимущественно из «блатных». Серьёзную силу они представляли особенно в войсках маршала Рокоссовского, участвовавших в боях за Польшу и Германию. С первых же шагов по чужой земле «пополнение» показало, чего оно стоит.

Было бы серьёзной ошибкой списывать все зверства советских солдат в Германии на «штрафников». На первых порах некоторые представители командования даже поощряли нетерпимость и «праведную месть» по отношению к немцам со стороны наших солдат и офицеров. Мягкость и сочувствие к местному населению нередко характеризовались как «предательство». Непосредственный участник боёв в Германии Лев Копелев — боевой офицер, майор, — был осуждён за «проявление гуманизма к врагу», который выражался в том, что Копелев выступал против насилия и мародёрства. Вот лишь несколько наиболее характерных отрывков из его романа «Хранить вечно»:

Впрочем, рассказывая о проявлениях такой жестокости, автор не раз подчёркивает важное обстоятельство. Копелев противопоставляет опытных фронтовиков, солдат в возрасте, знавших цену крови и не проливавших её понапрасну, — и мальчишек-новобранцев, опьянённых насилием и возможностью самоутвердиться, легко пуская в ход оружие. Тем более так много существовало оправданий — святая месть, ненависть к фашизму, «историческая вина» всего немецкого народа…И всё же — командир дивизии полковник Смирнов собственной рукой застрелил лейтенанта, который в подворотне устанавливал очередь к распластанной на земле немке. Или вот характерный диалог по поводу бесчинств освободителей:

Если подобным образом поступали «нормальные» советские «воины», то что же тогда сказать об уголовниках в солдатской — и офицерской — форме!

Что же касается мародёрства, то уж это было делом фактически узаконенным! Известна записка руководства СМЕРШа лично Сталину, где докладывалось о беспрецедентных масштабах мародёрства со стороны высшего командного состава, и прежде всего — лично маршала Жукова, вывозившего награбленное имущество и ценности из Германии ЭШЕЛОНАМИ (разумеется, в ЛИЧНОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ)!

Не отставали от Жукова и его подчинённые, например, генерал-лейтенант Владимир Викторович Крюков — один из мужей великой русской певицы Лидии Андреевны Руслановой. Вот что об этом пишет Борис Сопельняк в свой книге «Смерть в рассрочку», рассекретив уникальные документы с Лубянки: