Он увидел холмы под землей, еще более неровные, искривленные, чем на земле. Он увидел, как они корчились, погружаясь внутрь. Он увидел, как горы расставляются параллельными рядами по направлению с севера к северо-вотку и с юга к юго-западу; ряды эти были ровные, словно борозда, проделанная умелым пахарем. Он посмотрел вверх и увидел угольные шахты, которые, как он наивно полагал, уходят глубоко вниз, а на самом деле они оказались не глубже следов от булавочных уколов. Он увидел и сам уголь, лежащий тонкими пластами, похожими на листья красивейшего из садовых папоротников.

Все это было перед его взором, и ничто не могло быть скрыто от него. Мир был ясен, как стекло, прозрачен, как спокойная морская вода. Однажды, очень давно, он сидел на краю дамбы в Кобе и смотрел вниз, в неестественно чистую воду Кельтского моря. Там он видел, как стайки мелких рыбешек мечутся взад-вперед, подхваченные медленными, тяжелыми подводными течениями.

Земля была невообразимо огромной. Она нависла над его головой, неожиданно грозная, словно готовый упасть валун. Он отшатнулся и упал бы в бездну, если бы Стенелеос не держал его крепко и надежно. Странный, чужеродный маг резко встряхнул Мэддока.

Мэддок сглотнул и постепенно пришел в себя. Он и Стенелеос начали подниматься, беззвучно пересекая пласт земли.

Мэддок в последний раз посмотрел вокруг себя. Он увидел океаны, сжимающие землю, словно человек, который держит глобус в руках. Он узнал Ирландию с ее извилистым побережьем и гранитными горами. Увидел кровяные артерии земли, огненными линиями протянувшиеся к Италии, далекой Японии, к Южной Америке.

Мэддок и его гид не опускались далеко внутрь земли. В сущности, они находились в ее поверхностном слое. Далеко-далеко внизу, там, куда они не спускались и, по-видимому, никогда не спустятся, Мэддок увидел мельком мантию, окружающую ядро. Он увидел залежи радиоактивных металлов, которые только благодаря давлению земли не вспыхивали ослепительно белым свечением скопившегося вокруг них газа.

На какое-то мгновение увидел он и само ядро — гигантскую наковальню, молотом для которой была вся земля. Это была огромнейшая из кузниц, и горн и печь одновременно, где железо было настоящее, чистое и вообще безупречное.

Мэддоку казалось, что он видит приземистого гнома-кузнеца с заостренными ушами, кующего железо. Горы мускулов вздымались вокруг мощных рук карлика, когда он поднимал для очередного удара свой нагретый в аду молот…

Стенелеос Магус LXIV отпустил воротник Мэддока и теперь держал его за руку. Он вел Мэддока, словно ребенка, для ирландца это было, во всяком случае, достойнее, чем быть подвешенным за загривок, словно котенок. Они шли сквозь мягкую, влажную землю, сворачивая то налево, то направо, чтобы не задеть корни деревьев. Твердый суглинок и подпочва сейчас были какими-то нереальными, едва-едва ощутимыми и самым необычным образом прозрачными. Мэддока будто вели по влажной и мягкой, словно пух, стране стеклянных фигур и форм, освещенных нежным светом, льющимся из невидимых источников. Когда на пути попадались большие валуны, они просто уходили поглубже и проходили под камнем. Внизу земля была более сырой, но и более чистой, пахнущей свежим запахом песка.

— Где мы? — спросил наконец Мэддок, голова которого все еще шла кругом.

— Мы под землей на глубине в три твоих роста. — Стенелеос остановился и повернулся к Мэддоку лицом.

— Но… зачем?

— Я хотел поговорить с тобой, — просто сказал Стенелеос.

В который уже раз пораженному необычным видом этого существа Мэддоку пришлось приложить некоторое усилие, чтобы восстановить самообладание.

— Все это, — он обвел вокруг себя свободной рукой. — Все это совсем незнакомая мне земля.

Стенелеос утвердительно кивнул головой:

— Мы за пределами Земли, хотя и не на большом расстоянии. До этого мы были гораздо дальше.

— Но… — Мэддок в раздумье наморщил лоб. — Мы же внутри земли, а не вне ее пределов.

— У тебя есть точка зрения? — спросил Стенелеос.

— Конечно, у меня есть… — Мэддок моргнул, — точка зрения?

— Да.

Голос мага был как всегда тих и спокоен. Мэддок не почувствовал важности заданного ему вопроса. Для него этот вопрос был чуть больше, чем обычной загадкой. Но в тот же самый момент он начал что-то понимать. Он почувствовал, что сейчас его строго оценивают по самым высоким человеческим меркам, и совсем не хотел быть оцененным слишком низко.

— Точка зрения, благодаря которой я отличаюсь от какого-либо другого человека? Моральная философия? Мировоззрение, которое я отстаиваю и за которое готов бороться? — Он слегка выпрямился, затем вздохнул и снова ссутулился, усмехнувшись над своим отчаянием. — Нет, чего нет — того нет. Я полагаю, что человек должен принимать жизнь такой, какая она есть.

Видя, что Стенелеос не очень-то удовлетворен ответом, он продолжил:

— Хотя надо признать, такая позиция не помогла мне избежать проблем, возникающих то тут, то там.

Стенелеос больше не сказал ничего, но продолжал смотреть на Мэддока, не отпуская его руки. Мэддок впервые за все это время почувствовал тепло его ладони и легкое биение пульса. И внезапно необычность и чужеродность этого существа, спокойно смотревшего на него и сквозь него, стали чем-то второстепенным, не имеющим никакого значения. Вместо этого душу Мэддока наполнило чувство чего-то очень знакомого и легко узнаваемого. И он, и Стенелеос были живыми существами, знающими, что такое добро и свет, и предназначенными, каждый своим путем, служить этим началам.