Чем закончилась экспедиция Фёдора Глебовича Немцова и когда вернулся он в Тайную канцелярию, выяснить не удалось, хотя и была у дяди Рубика одна зацепка, которую он долго пытался распутать. В датированных ещё 1879 годом «Записках императорского одесскаго общества истории и древностей» нашёл краевед Вартанян любопытное упоминание:

Имелась в этих «Записках» ещё и отсылка на путевые записки академика Гюльденштедта «Reiseaufzeichnungen nach Sueden Russisches Kaiserreichs im Jahre 1775» 19 , но как ни пытался Рубен Эдуардович Вартанян найти этот дневник в российских архивах, ему это так и не удалось.

– …Подожди, Злат, – нетерпеливо перебил Миха её рассказ, – если казну так и не нашли, то что тогда значит эта запись: «Порученное дело исполнено желанным образом»? Что исполнено? И вообще, зачем было посылать академика в ту погоню вместе с сыщиками, нелогично как-то?

– Не знаю, Миша, – ответила Злата, – и уже никто не узнает. Ну, если только дневники эти вдруг всплывут, но это вряд ли, если дядя Рубик их не нашёл, значит, уже никто не найдёт. А насчёт погони…

Она мечтательно заулыбалась и грустно сказала:

– Знаешь, дядя Рубик тебе на это мог бы ответить вопросом на вопрос: а зачем Наполеон в свои египетские походы брал учёных? Время, наверное, такое было, зуд первооткрывательства и авантюризм уживались с чисто прагматичными делами – описать новые владения, которыми на глазах прирастали империи… Дядя Рубик сейчас бы, наверняка, сказал: «Кто знает, кто знает, деточка…», и обязательно бы придумал, как было на самом деле…

– Кстати, – встрепенулась она от мысли, что вдруг пришла ей в голову, – был ведь уже один лжеобоз, на который потратили кучу времени, доставляя его в столицу. Так вот, академик Гюльденштедт (язык сломаешь, пока фамилию выговоришь) вполне мог быть тем экспертом, который должен был вскрыть сокровища и на месте подтвердить их подлинность… Как думаешь?

– Деточка моя, – передразнивая, рассмеялся Миха, – я думаю о том, почему фамилия академика – Золотой город – таким удивительным образом совпадает не только с предметом поиска, но и с именем девушки, которая всё это мне рассказывает. Подобное притягивается подобным? – смеялся он.

После разбойного нападения на Сурб-Хач в народе ходило столько небылиц про старца Симона, что Лусегену Вартаняну пришлось немало потрудиться, отделяя зёрна от плевел. Из отрывочных материалов следствия, скудного монастырского архива и многочисленных бесед с монахами удалось тогда выяснить, что хоть и прожил старец Симон в монастыре долгую праведную жизнь – больше 55 лет – но умер трагически незадолго до нападения на обитель.

Раз в году, даже в преклонном возрасте, покидал Симон свою келью и пешком отправлялся куда-то на северо-запад от монастыря. Скорее всего, полагал Вартанян, отчитывать заупокойную на могиле товарищей, которых он сам и похоронил. Но из последнего паломничества привезли умирающего старца в монастырь чалтырьские селяне. Волчица, натаскивая свой выводок, не добила израненную нападением в балке добычу, давала гнать жертву молодняку, только потому и отбился старый монах, наткнувшись на людей. Но, израненный, мучился брат Симон недолго и после исповеди настоятелю почил, завещав монастырю монету на кожаном шнурке – золотой дукат с неровно пробитой дыркой. А когда обмывали усопшего, под грубой монашеской власяницей 20 , которую он никогда не снимал, на спине старца обнаружили старую татуировку с запорожским трезубцем, отдалённо напоминающую то ли карту, то ли профиль женской головки. Настоятель распорядился срисовать непонятную татуировку и так увлёкся разгадыванием её тайны, что информация о загадочной карте распространилась за стены монастыря и послужила причиной злодейского убийства самого настоятеля.

– Только не говори, что эта карта у тебя, – так изумлённо смотрел на Златку Миха, что настала её очередь смеяться.

– Сейчас у меня. Ну, что ты смотришь так, дома она у меня. Раньше была у дяди Рубика.

– А у него откуда? – по журналистской привычке пытался сразу сложить всю мозаику Миха. – Ты же перед этим говорила, что пропала карта после революции, что спёр её вместе с третьей монетой один из компаньонов Лусегена Вартаняна, или я что-то перепутал?

– Насчёт карты всё правильно, Миша, тут ты ничего не перепутал. Пропала карта в 1917-м, но ведь в 1943-м снова появилась вместе с румынами, забыл что ли? – терпеливо напомнила Злата. – Правда, откуда она у них взялась, я понятия не имею. Может, компаньон тот бежал в Румынию, кто знает… – пожала она плечами. – А вот третья монета никуда не пропадала, она и сейчас в целости и сохранности, её дядя Рубик своей сестре тёте Томе завещал.

– Подожди… помню я про румын. Расстреляли их немцы, карту, наверняка, к делу подшили. А дальше?

– А дальше порядок во всём у немцев… Не спешил бы ты, Мишка, и не перебивал меня, – морщилась Златка, но снова терпеливо поясняла. – К делу-то они карту подшили, но перед этим нашли Эдуарда Вартаняна, отца дяди Рубика, они ведь все краеведы потомственные, Эдуард Лусегенович тогда городским архивом заведовал и не успел эвакуироваться. Немцы поручили ему провести экспертизу карты и подсвечников, что румыны из храма украли. Никто не знает, что он им там написал в своей экспертизе, но украдкой срисовать карту Эдуарду Вартаняну удалось. Пропал он, правда, когда наши Ростов освобождали. Бомбили тогда сильно, дядя Рубик рассказывал, как они под завалами искали отца, так и не нашли. Но карта вернулась в их семейную коллекцию. Удивительно, да?