– Гай Гаевич, тебе уже звонил шеф? – стряхивая пепел, спросила Ксения, холёная молодая женщина лет тридцати, в безукоризненно стильном брючном костюме.

Генеральный директор хоть и был лет на пятнадцать старше своей коллеги, в отличие от неё вид сегодня имел совершенно раздолбайский: протёртые на коленях джинсы, полурасстёгнутая яркая рубаха и голубые замшевые мокасины на босу ногу больше соответствовали ростовской жаре за стеклянной стеной, чем прохладному офисному стилю финансового директора.

– Да был один странный звонок сегодня, – затягиваясь сигаретой, ответил он.

– Почему странный? – оживилась Стерлигова.

– Ну как почему… То нас шпыняют этим Сурб-Хачем, сидите, мол, тихо и не отсвечивайте, то, наоборот, активируют. И ладно бы дело стоящее было, а то так, мелочёвка какая-то – помочь парку, что вокруг монастыря, какую-то сцену там смонтировать, – пренебрежительно хмыкнул Гай Гаевич. – А ты чего спрашиваешь, Ксения?

– Ну, шеф и мне звонил на эту тему сегодня, – повела та идеально сделанными бровями. – Правда, мои мелочи посерьёзнее будут: помимо сцены, ещё и оборудование спонсировать придётся.

– Да ладно, забей и в голову не бери, – лениво протянул генеральный, отметив про себя, что шеф снова напрямую звонил этой стерве. – Ну сколько это может стоить? Три копейки – это же не Москва тебе, тут всё так стоит.

– Посмотрим… – многозначительно пожала та в ответ плечами.

– Это всё ерунда, Ксения, – затушил окурок в пепельнице Оганесов. – Ты вот мне лучше объясни, зачем мы раньше времени светимся на этом Сурб-Хаче? Я не пойму, мне что мало было неприятностей, когда сумасшедший музейщик у меня в этом самом кабинете скопытился? Еле замял, ведь…

– Ой, не напоминай, Гай Гаевич, – вздрогнув, невольно покосилась Ксения в сторону дальнего угла кабинета, где когда-то стоял, разбитый теперь, большой аквариум. – Хорошо, хоть шеф об этом не знает. Кто бы мог подумать тогда, что так всё закончится.

– Вот-вот! – перехватил он её взгляд. – Тогда не думали, и сейчас, судя по всему, не очень задумываемся. Столько бабок ввалить в «Монастырскую свечу» и теперь рисковать… Хотя, куда уж проще – затаись, пока землеотвод не сделают, пока последнюю подпись не поставят, пока ранним утром не выйдет пара бульдозеров на объект и не станет стройка необратимой.

– Ладно, что об этом говорить, – махнул рукой Гай Гаевич. – Говори – не говори, а шеф всё равно по своему сделает, у него ведь ещё и свои обязательства перед мэрией есть… Лучше скажи, как тебе мой прикид? – провёл он рукой по своей рубахе и хохотнул: – У меня сегодня с друзьями заплыв в глубину на Левбердоне.

«Наслышана я о твоих друзьях, кобель самодовольный», – подумала Ксения, которая хорошо знала как немолодую московскую жену исполнительного директора, так и его пристрастие к молоденьким ростовским девочкам.

– Ну, ты настоящий мачо, Гай Гаевич, – вслух польстила она, – трёхдневной щетины только не хватает.

– С этим всегда проблема, – согласился Оганесов, не сразу почувствовав её тончайший сарказм. – Вчера совещание в областной администрации, завтра в городской, а там, сама знаешь, мачизм не в почёте, приходится соответствовать… Так что только и остаётся выкраивать возможности в промежутках.

«Сука такая, нос свой суёт везде! Небось, глаз уже положила на моё место… И не сковырнёшь ведь по-тихому…», – думал Гай Гаевич, искренне улыбаясь своей коллеге, так как хорошо знал, что сидит на крючке у честолюбивой Ксении Петровны за её молчание.

Генеральному директору «К-Ванта» тогда повезло. Только невероятная оперативность «Скорой помощи» смогла отвести беду от компании, когда в кабинете Оганесова случился тот скандал. Но прибывшей по экстренному вызову реанимационной бригаде медиков предстала довольно неоднозначная картина: в дальнем углу кабинета на залитом водой полу, усеянном множеством осколков разбитого аквариума, среди мокрых водорослей и уже мёртвых золотых рыбок лежал без признаков жизни пожилой седовласый мужчина с чёрными как смоль усами. И хотя был он ещё жив, да и врачи сразу диагностировали сердечный приступ, у них были основания вызвать полицию для выяснения обстоятельств случившегося.

Белый как мел Оганесов, как мог старался развеять любые подозрения: рассказывал всем, что по делам армянской общины зашёл к нему старый знакомый из краеведческого музея Рубен Эдуардович Вартанян; лично суетился и хлопотал в ужасе, что умрёт тот прямо здесь; сам звонил в больницу скорой медицинской помощи и даже своему знакомцу, замминистра здравоохранения Ростовской области, отмечая расторопность приехавшей бригады медиков, не забывая при этом повторять, как его земляку – «уважаемому человеку» – вдруг стало плохо, как тот хватался одной рукой за сердце, а другой, падая, за стенку аквариума. Перед отъездом «Скорой помощи», Оганесов даже распорядился отблагодарить врачей за быстрый приезд, и Ксения лично раздала каждому по конверту с пятитысячными купюрами.