– Расскажи мне, откуда у тебя этот шрам, – попросил Эш, подходя к ней сзади и нежно обнимая. – Ты попала в аварию?

– Нет, это была не авария, – призналась Тэбби. От нахлынувших воспоминаний по коже побежали мурашки, несмотря на палящий зной.

Может, она зря обижалась на него. Он действительно заботится о ней. Когда у Эмбер резались зубки и она плакала по ночам, Эш бежал к ней, чтобы отвлечь и успокоить. Значит, его привязанность к малышке не была наигранной. Он общался с ней, не только когда та была в хорошем настроении и улыбалась. Тэбби и представить себе не могла, что может рассчитывать на такую поддержку.

Новую няню звали Тереза. Это была добрая и болтливая итальянка, все интересы которой, казалось, сводились к одной Эмбер. Мелинду взяли на работу в семью англичан, и со дня на день она должна была улететь в Лондон.

– Тэбби, – обратился к ней Эш, – я задал тебе вопрос. Если это была не авария, то откуда этот шрам?

Наверное, пришло время сказать ему правду. Тэбби подняла голову и посмотрела на уходящее за горизонт море:

– Мама прижгла меня раскаленным железом за то, что я уронила пакет с молоком.

– Не может быть, – протянул Эш, не веря своим ушам. Он развернул ее к себе и посмотрел в ее бледное лицо. В больших голубых глазах читалась жгучая обида.

– За это ее посадили в тюрьму, – продолжила Тэбби. – Ни мать, ни отца я с тех пор не видела.

Эш еще крепче прижал ее к себе. Ему было не по себе: ощущение подступающей тошноты сопровождалось дрожью в руках. В эту минуту чувство потребности в чем-то необъяснимом заставляло его сжимать ее в объятиях так крепко, как только возможно.

– Наверное, тогда тебе стало легче, – тихо сказал он.

– Нет, не стало, – призналась Тэбби. – Я любила родителей. Может, они этого не заслуживали, но, кроме них, у меня никого не было. – Ей было тяжело говорить, к горлу подступил комок. С детства она привыкла, что ее проявления любви, скорее всего, отвергнут. Но в это мгновение ей хотелось раствориться в Эше, принять от него все то, что он так неумело пытался ей предложить все эти дни. И все же она держала себя в руках. Скорое расставание с ним может быть куда болезненнее, чем с родной матерью и отцом. Она не могла позволить себе этого, все ее тело было натянуто как струна.

– Понимаю, – вполголоса произнес Эш. – Я редко видел мать, но все же боготворил ее.

– Мы странная пара, – прошептала Тэбби. Внутреннее напряжение достигло предела, из глаз покатились слезы. Говорить то, чем она никогда и ни с кем не делилась, было почти невыносимо.

Эш смотрел в ее бледное, заплаканное лицо:

– Мне больно это слышать.

– Давай сменим тему, – предложила Тэбби после секундной паузы. – Я стараюсь забыть все как страшный сон. Но каждый раз, когда люди видят мою татуировку, они спрашивают о ее истории. Поэтому я пытаюсь ее прятать.

– Ты можешь изменить свое отношение к ней, – сказал Эш. – Носи ее с гордостью, как медаль за заслуги. – Он вздохнул. – Жаль, что ты сразу все мне не рассказала. Хотя сейчас я понимаю, почему ты этого не сделала.

– Ради бога, давай поговорим о чем-нибудь другом, – взмолилась Тэбби. – Расскажи мне о себе. О своем детстве. Только что-нибудь хорошее. У тебя же есть приятные воспоминания?

Эш положил руку на ее узкие плечи, и они побрели к коляске Эмбер.

– Это был вечер перед моим первым походом в школу. Мама подарила мне сказочно дорогую ручку, на которой было выгравировано мое имя. В школе разрешалось пользоваться только карандашами, но ей было все равно. Ей просто нравилось совершать все эти экстравагантные поступки. «Семье Димитракос – только самое лучшее», – любила повторять она.

– Может, ее так воспитали, – предположила Тэбби. – Но ты не рассказал, какие приятные воспоминания связаны с этой ручкой.

– Дело в том, что обычно мама не обращала на меня никакого внимания. А на той неделе она вышла из реабилитационной клиники и, видимо, решила начать жизнь с нуля. Тогда мне впервые в жизни показалось, что я ей нужен. Она вдруг принялась рассказывать мне, насколько важно хорошо учиться. Было странно слышать это от женщины, которую саму выгнали из школы. За всю жизнь она не прочитала ни одной книги, только журналы.

– У тебя осталась эта ручка? – спросила Тэбби.

– Ее потом украли, – улыбнулся Эш. Но от этой улыбки по спине Тэбби пробежал холодок. – Ручки больше нет, зато есть воспоминания.

По странному совпадению дни рождения Эша и Тэбби выпадали на одну неделю. Сердце Эша не знало покоя, пока он не заказал для нее ювелирное украшение. Такое беспокойство пугало его. Откуда столько заботы о жене, с которой он собирался разводиться? «Спокойно», – то и дело повторял внутренний голос. Однако с того момента, как Тэбби поделилась с ним историей своего детства, он словно забыл о спокойствии. Его мать была эгоистичной, не вполне вменяемой особой, забывающей о существовании собственного ребенка. Но, несмотря на это, он ни разу не усомнился в ее любви. Не исключено, что и отец смог бы полюбить его, если бы не вмешательство третьих лиц…