Шрифт:
— Вы, конечно, понимаете, что эти слова меня дразнят? — спросил Гордей.
— Конечно.
— Для чего же говорите это? Для обольщения?
— Нет. Просто захотелось вам сказать то, что я о вас думаю. Кстати, как вас зовут?
— Виктор. Почему захотелось?
— Виктор — победитель. Имя вас тоже смущало — всегда. Победитель без побед не бывает! Потому что… не знаю. Потому что вдруг показалось, что вы страшно одинокий человек. Настолько одинокий, что вам даже не от кого услышать честное мнение о себе.
— Вы меня пожалели?
— Да.
— Почему?
— Не знаю. Когда вы стали изображать сверхчеловека: ничего святого, нацизм и так далее, я увидела в вас человеческое. Оно понравилось мне.
— Вы с ума сходите. Вы знаете, как вы смотрите на меня?
— Нет.
— Вы смотрите так, будто вы уже любите меня до смерти.
— Всего лишь легкий интерес.
— Как же вы смотрите, когда действительно любите?
— Не знаю.
— Если бы у нас что-то началось, я рано или поздно просто убил бы вас.
— Вот и слава богу, что ничего не начнется.
— Слава богу, — абсолютно серьезно согласился он.
Тут подошел Дмитрий.
Женечка поднялась:
— Мы едем домой.
— А Гордей?
— А я остаюсь, — сказал Виктор.
— Мы так не договаривались! Ты обещал мне помочь, братан! Ты слово дал!
— Беру свое слово обратно.
— Сволочь!
…Всю дорогу до дому и весь остаток вечера Дмитрий допытывался у Женечки, о чем она говорила с Виктором.
Она честно ему все пересказала.
— Вот и славно! — повеселел Дмитрий. — А я уж думал, совсем дело швах. Скоро он тебя будет искать, а потом ты его будешь искать, у вас начнется романец, я тебя взревную, возненавижу, прогоню — и заживу наконец нормальной жизнью!
— С чего ты взял?
— С того, что я страшно умный. И вообще, будь благодарна мне до самой смерти. Если б не я, к тебе бы никто не притронулся. А я тебя расколдовал. Разве нет?
Женечка промолчала. Ее поразило, как Дмитрий сумел угадать вот это слово, которое она сама себе твердила столько раз до встречи с ним: РАСКОЛДОВАТЬ? Нет, все-таки он гениален, если не как художник, то просто как необычайно чуткий человек.
И Женечка в эту ночь так любила его, словно прощалась с ним, хотя прощаться не собиралась.
Глава 7
И Дмитрий оказался прав: уже через день, выходя с работы, она увидела знакомый черный автомобиль.
Открылась дверца, но никто не вышел.
Она сделала шаг к машине. Остановилась. Повернулась — и пошла по тротуару. Сделала несколько шагов, ожидая услышать, как захлопнется дверца. Но этого звука все не было.
Тогда она резко развернулась, пошла к машине, села в машину.
Виктор сидел, глядя в затылок водителя, нахохлившийся — и впрямь похожий на старшеклассника.
— Зачем вы вернулись? — спросил он.
— А зачем вы дверь не закрыли?
— Воздухом дышал.
— На этой улице? И разве у вас в машине кондиционера нет?
— Ладно. Что дальше будем делать?
— Не знаю. Давайте я все-таки выйду.
Он кивнул. Но тут же схватил ее за руку:
— Посиди еще.
— Мы уже на «ты»?
— Да.
— Ладно. Сижу.
Прошло не меньше пяти минут.
И Женечка поняла вдруг, что ей хорошо вот так сидеть и молчать с этим человеком. Она поняла также, что и он испытывает то же самое.
И еще прошло минут пять.
Дисциплинированный шофер тоже молчал, а руки его крепко сжимали руль, а спина была напряжена, словно он ехал по сложной скоростной трассе.
— Двенадцать, — сказал Виктор.
— Что?
— Двенадцать минут. Я загадал: если ты промолчишь не меньше двенадцати минут, мы поедем куда-нибудь.
— Странно.
— Что?
— Двенадцать — святое число.
— Ерунда. Совпадение.
— Да, конечно. Для тебя ведь нет ничего святого. Ты мне напоминай об этом, а то я забуду.
Он резким движением руки ударил ее по щеке.
— Никто в этом мире не смеет издеваться надо мной! Понятно?
— Надо мной тоже, — спокойно сказала Женечка и коротко ударила его кулачком в нос. — Извини, я плохая христианка, я отвечаю ударом на удар. Иногда, — поправилась она.
И очень удивилась: от ее слабенького удара из носа Виктора полилась кровь. Она текла по губам, по подбородку, капала на галстук, на белую рубашку, на дорогой костюм. Он не утирал ее. Она достала из его нагрудного кармана платок и стала промокать кровь, осторожно прикасаясь к лицу.