Два дня спустя тот же ученик сказал, ссылаясь на немецкие источники: «Франция разорвала дипломатические отношения с Англией. В этом случае правительство [Британской] Индии, естественно, примет жесткие меры и оккупирует Пондичери не моргнув глазом». Шри Ауробиндо: «Дипломатические отношения здесь уже разорваны». Прими губернатор сторону «Виши», существование ашрама оказалось бы под угрозой и по другой причине: дело в том, что католическое правительство Петена было известно своим строгим отношением к конфессиональным ценностям и враждебностью ко всему некатолическому, в особенности ко всевозможным «идолопоклонническим» религиям и сектам. Поэтому, как заметил Шри Ауробиндо, «если католическое правительство окажется у руля, наш ашрам запретят»431.

И все же самая непосредственная угроза в те тревожные дни исходила из самого ашрама, где немалое число патриотичных садхаков [духовных искателей] было настроено антибритански и, следовательно, прогитлеровски. Еще 11 мая Ниродбаран, доктор ашрама, говорил Шри Ауробиндо: «Позиции в ашраме разделились. Некоторые стоят за британцев, некоторые – за Гитлера». Шри Ауробиндо: «За Гитлера?» Ученик: «Не вполне так, но они против британцев». Шри Ауробиндо: «Не слишком разумная позиция. Как может Индия, которая борется за свободу, объединяться с тем, кто отбирает свободу у других наций?»

Эта ситуация была довольно серьезной, так как неделю спустя Шри Ауробиндо, против обыкновения, сам начал разговор: «По всей видимости, не пять-шесть, а больше половины наших людей симпатизируют Гитлеру и желают ему победы». Ученик, смеясь: «Половина?» Шри Ауробиндо: «Здесь не над чем смеяться. Это очень серьезно. Правительство может распустить ашрам в любой момент. В Индокитае были распущены все религиозные организации. А здесь против нас весь Пондичери. Они ничего не могут сделать лишь потому, что губернатор Бонвин дружески расположен к нам. Но даже он, узнав, что люди в ашраме стоят за Гитлера, будет вынужден предпринять какие-то шаги – как минимум, выслать их. Если эти люди хотят, чтобы ашрам распустили, пусть они придут сюда, и это сделаю я сам, а не полиция.

Они не имеют ни малейшего понятия о том, что происходит в мире, и болтают, как дети. Гитлер – это самая страшная угроза, с которой когда-либо встречался мир. Неужели они думают, что, если Гитлер победит, у Индии будет шанс на свободу? Хорошо известно, что он положил глаз на Индию. Он открыто говорит о мировой империи. Он повернет на Балканы, раздавит Италию, что займет от силы недели три, затем Турцию и Западную Азию. Западная Азия в конечном счете означает Индию. Если там он встретится со Сталиным, тогда это будет лишь вопрос того, кто из них возьмет верх и окажется здесь. Я слышал, К. говорил, что Россия сейчас может спокойно завоевать Индию. Именно эта рабская ментальность и держит Индию в цепях. Разве он не понимает, что первым делом Сталин уничтожит в Индии всю духовность..?» А когда он услышал, что над одним учеником насмехались его товарищи-садхаки за то, что тот сожалел о поражении Голландии, Шри Ауробиндо сказал: «Они рады, что Голландию оккупировали? И одновременно желают Индии свободы! Вот чего я никак не могу понять. Как они могут симпатизировать Гитлеру, разрушающему другие нации и отбирающему у них свободу? Это смех не над сочувствием к союзникам, это смех над сочувствием к человечеству»432.

Все более усложнявшаяся ситуация привела к тому, что какое-то время Шри Ауробиндо симпатизировал Японии. Он давно уважал этот народ за его самурайские качества. «Способность японцев к самопожертвованию, патриотизму, самоотречению и молчанию была замечательной… Японцы – это кшатрии [каста князей-воинов], а их эстетическое чувство, конечно, хорошо известно». Но вскоре, в особенности после частых сообщений о жестокости японцев во время военных кампаний, Шри Ауробиндо был вынужден признать, что эти качества изменились к худшему. «Европейское влияние испортило все это, и посмотрите, какими жестокими они стали, а это совершенно не японское качество… Героический народ с великолепным самоконтролем… Но возможно, эти вещи уже принадлежат прошлому. Очень жаль, что народ, который смог реализовать эти идеалы на практике, теряет их из-за контакта с европейской цивилизацией… Японцы стали бандитами. Они заразились духом нацистов и фашистов с Запада»433.

И все же Шри Ауробиндо, видя одновременное продвижение к Индии Гитлера с запада и японцев с востока, наряду с давней российской угрозой, все же предпочел бы, чтобы Индия оказалась в руках японцев. Его аргументы были двоякими. Вот первый: «Я не желаю, чтобы японцы проиграли в войне с китайцами, потому что они могут потребоваться как противовес Германии и России, когда те, если Британия падет, попытаются проникнуть в Азию… Из трех зол Япония, вероятно, меньшее, и я не думаю, что она аннексирует Индию… Япония не хочет, чтобы Азией завладели “варвары”»434. Второй аргумент был духовного порядка: религиозно настроенные японцы терпели бы существование религиозных организаций, подобных ашраму Шри Ауробиндо, тогда как Гитлер и Сталин просто уничтожили бы его.

В Индии можно было встретить весь спектр возможных отношений к воюющим сторонам, что еще больше увеличивало сложность ситуации, с которой должны были иметь дело Шри Ауробиндо и Мать. Ультранационалистический «Вишва хинду паришад» одобрял сотрудничество с британцами и с их индийской армией, но главным образом потому, что поступление на военную службу дало бы индийцам подготовку и знание военного дела, необходимые для восстания против британцев после войны. (Вспомним, что британская индийская армия насчитывала два с половиной миллиона человек; они участвовали в боях на всех фронтах, где сражались британские войска.) Исламская лига тоже склонялась к поддержке колониальных властей в надежде, что после войны те согласятся с их требованием о разделе страны по конфессиональному признаку. В партии Конгресса мнения разошлись; доходило до того, что один и тот же человек мог одновременно придерживаться противоположных точек зрения. Некоторые члены Конгресса хотели, чтобы Индия объединилась с Британией, рассчитывая на то, что после войны страна сможет обрести свободу в обмен на помощь в критических обстоятельствах. Другие, например С. Ч. Бозе, использовали ситуацию для того, чтобы организовать вооруженную борьбу против колониальных угнетателей.

Субаш Чандра Бозе, бенгалец, родился в 1897 году; основные этапы его образования были теми же, что и у Шри Ауробиндо. Он также отказался вступать в Индийскую гражданскую службу и стал одним из руководителей Индийского национального конгресса. Порвав с Мохандасом С. Ганди, он основал собственную партию. В борьбе против британцев – за время политической карьеры его арестовывали одиннадцать раз – его вдохновляли фигуры Муссолини и Гитлера. И когда те были на вершине власти, он отправился в Европу, чтобы изучить элементы успеха этих диктаторов. А в конце января 1941 года бежал из-под домашнего ареста и предпринял полное приключений путешествие в Берлин через Кабул, Самарканд и Москву. В Германии он основал легион из индийских солдат британской армии, попавших в немецкий плен. С тех пор его стали называть нетаджи, что на хинди значит то же, что «фюрер», «дуче» и «каудильо», то есть «вождь».