Пока в чайнике закипала вода, Кейт зашла в ванную и уселась на унитаз. И наконец, умывшись и растерев полотенцем лицо, взглянула на себя в зеркало. Ей совсем не понравилось то, что она там увидела. И в то же время было абсолютно наплевать, кто и что о ней подумает. Она с отвращением окинула взглядом свое лицо, светлые волосы с секущимися концами, ниспадающие на плечи, и отправилась на кухню. Теперь уже окончательно проснувшись, она налила себе кофе и, прихватив с собой чашку, вернулась в спальню. Там она принялась одеваться. Ни намека на моду и стиль. В ее жизни не было места желаниям и страстям, мужчины не толпились у нее под окнами. Она просто схватила первые попавшие вещи, лежавшие сверху на полке в шкафу. Зеленый свитер и джинсы.

Одевшись, Кейт залпом проглотила свой кофе. Горячая жидкость обожгла ей горло, она так и не смогла приучить себя не торопиться. Ей понадобилось бы несколько минут, чтобы почувствовать прилив бодрости. Но к тому времени она налила бы себе вторую чашку.

Выглянув в окно, Кейт поняла: утро выдалось холодное. Допив вторую чашку, она поставила ее в раковину, чтобы вымыть позже, и отправилась в коридор, где стояла ее обувь. Натянув черные кроссовки и пальто, распахнула дверь, вышла и заперла ее на ключ.

Она торопливо подошла к своей машине, зеленой, под цвет свитера. «Фольксваген-поло». Забралась на сиденье и нажала на педаль газа, начиная свое двадцатиминутное путешествие на работу, зная, что на десять минут она уже опоздала.

Дорога оказалась запружена машинами. Когда Кейт опаздывала, здесь всегда образовывалась пробка, а опаздывать ей приходилось нередко. Она время от времени бросала на себя взгляды в зеркало заднего вида и, как и в ванной у себя дома, ловила презрительное неудовольствие в собственных глазах. Кейт не нравилась себе. Ей не нравилось собственное прошлое. Не нравились воспоминания. И еще больше не нравилось собственное настоящее.

Каждые несколько минут она повторяла: «Ну вот опять то же самое», словно это бесконечно воспроизводимая фраза могла бы сделать предстоящий день хоть немного лучше. А мысли о предстоящей работе лишь вдесятеро усиливали ее отвращение и чувство гнетущей скуки. Кейт просто был необходим отдых. Необходимы перемены.

Но она сомневалась, что сделает хоть шаг в этом направлении.

Спустя тридцать пять минут скуки, а поездка на машине до работы всегда казалась ей невыносимо скучной, Кейт Нельсен прибыла на место. Она припарковала машину у здания и направилась через вымощенную камнем территорию к входу. Поднимаясь по ступенькам, заметила наверху мужчину. Когда она поравнялась с ним, он заговорил. Поначалу Кейт не расслышала, что он говорит.

– С вами все в порядке? – спросила она. Ей до сих пор еще было не все равно, что происходит с другими, хотя порой для того, чтобы проявить неравнодушие, ей требовались усилия.

– Прошу вас, помогите мне, – прошептал он.

Два с половиной часа я внимательно изучаю информацию в Интернете и совсем забываю о том, что пора ехать в полицейский участок. Только сейчас я замечаю, что не раздевался ночью и на мне все та же одежда, что и вчера, и я не умывался. Торопливо заскакиваю в душ, понимая, что могу опоздать в участок. Тщательно растираю себя мочалкой и мою голову.

Выйдя из душа, я одеваюсь. Затем спускаюсь по лестнице в кухню, достаю из хлебницы кусочек хлеба и намазываю маслом. Зажав его зубами, надеваю ботинки и завязываю шнурки. Хлеб размокает, и я запихиваю его остатки в рот, жуя, натягиваю пальто и выбегаю из дому.

Я приезжаю в полицейский участок на двадцать минут позже, по пути остановившись на бензоколонке, чтобы купить все газеты, какие у них найдутся. Я сажусь в машину, сжимая в руках стопку из семи газет. Сегодня утром на дорогах сплошные пробки, чего я никак не ожидал. Оставляю машину на стоянке перед полицейским участком и поднимаюсь по ступенькам, прижимая к груди стопку газет. Прохожу мимо женщины, которая оживленно разговаривает с каким-то мужчиной. Слышу, как она дает ему указания, а затем открываю массивную стеклянную дверь в фойе. Останавливаюсь перед пластиковым окном, за которым стоит полицейский. Он что-то пишет и не сразу меня замечает. Чувствую, что настойчивость, переполнявшая меня совсем недавно, начинает испаряться. Я должен вновь разжечь ее в себе. Если я не проявлю настойчивости, как смогу убедить их помочь мне отыскать Дженни? Они должны поверить моим словам, и вот я начинаю вспоминать последние двадцать часов моей жизни. Удивительно, как быстро ко мне возвращается прежнее упорство, мне не приходится даже делать над собой усилие.

Я слегка покашливаю, чтобы привлечь внимание полицейского, и он говорит:

– Одну минуту, пожалуйста.

– Простите, – отвечаю я, – но это очень важно.

– Ну вот, – говорит он, заполняя последнюю строку, – вот так. – Он ставит точку. – Все, – говорит он. – Закончил. Так чем я могу вам помочь, сэр?

Я слышу, как открывается дверь в фойе. Ледяной порыв ветра, ворвавшийся внутрь, обжигает меня, словно удар хлыста. Я не смотрю на дверь.

– Меня зовут, – говорю я, – Джон Симмонс. Вчера я был вместе с подругой Дженни Майклз, но она неожиданно исчезла. Я попытался сообщить об этом в полицию, но мне не поверили. Тогда я поехал к ней домой, но ее там не оказалось. Люди, которые там живут, сказали, что не знают ее. Но послушайте… – Я смеюсь, впервые задумавшись, как, должно быть, нелепо звучит мой рассказ, и отчаянно желая, чтобы офицер воспринял меня серьезно. – Я много раз приезжал за ней к этому дому. Вчера я забрал ее оттуда. И потому уверен, что ее похитили. Вы должны помочь мне найти ее.

Я с мольбой простираю к нему руку, но не могу установить контакт, потому что нас разделяет окно. Моя рука безвольно застывает в воздухе, и мне приходится опустить ее, когда я замечаю, что офицер удивленно смотрит на меня, не говоря ни слова.

– Прошу вас, – повторяю я.

Слева от меня открывается и снова захлопывается дверь. Мимо кто-то проходит.

– Присядьте вон там и подождите. – Офицер указывает на кресла у меня за спиной. – А я пока поищу кого-нибудь, кто сможет вам помочь.