Мы целую минуту сидим друг напротив друга в полном молчании.

– Ты изменилась, – в итоге выдает он.

Какая ирония! Он и сам за четыре недели состарился лет на десять. Я любила этого мужчину и ненавидела его, но в настоящий момент он вызывает во мне только… любопытство.

– Ты пришел сюда прямо из офиса? – спрашиваю я. И так понятно, что нет, но надо ведь с чего-то начать, а этот вопрос кажется мне безопасным.

Он качает головой, засовывает буррито в рот и жует.

– Значит, ты сегодня не работаешь? – нажимаю я.

Он уставился на меня, в голубых глазах плещется усталость.

– Ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос.

– Откуда мне…

– Меня уволили.

– О, Дейв, мне так жа…

– Избавь меня от своих причитаний! Это ты меня уволила. Ты и твой любовничек.

Атмосфера меняется; голоса посетителей превращаются в неясный гул.

– Я не знала, – шепчу я.

– Никто не желает брать меня на работу. Он позаботился об этом. Меня занесли в черный список.

– Почему ты думаешь, что за всем этим стоит Роберт?

В его глазах вспыхивает знакомый огонек.

– А ты считаешь, что я сам себя уволил? Что это моя вина?

– Дейв…

Люди начинают коситься на нас.

– Полагаешь, стоило нам расстаться, и я тут же утратил свою компетентность? – кричит он. – Что я не могу жить без тебя даже теперь, когда знаю, что ты шлюха?

Я тяжело вздыхаю, моя симпатия падает на пол, как забытая бумажная салфетка. Это тот Дейв, которого я знала. Мужчина, которого я ненавидела. Но ненависти больше нет. Теперь мне просто скучно.

Я встаю, аппетит пропадает.

– Приятного обеда, – говорю я. – В следующий раз твоя очередь угощать.

Он сидит, склонив голову; я не вижу его лицо, но могу представить гримасу злости. Я видела ее прежде, нет нужды ступать на ту же скользкую дорожку. Он что-то бормочет, предназначенное вроде бы для моих ушей, но я не могу разобрать, что именно.

– Что ты сказал? – раздраженно переспрашиваю я.

Он поднимает голову и смотрит на меня красными глазами; никакой злости и в помине нет. Выражение куда более тревожное.

– Помоги мне, – шепчет он. – Прошу тебя, Кейси. Он забрал все.

У меня в груди все сжимается, я медленно опускаюсь обратно на стул.

– Меня обвинили в присвоении денег. За это и уволили. Меня назвали вором.

– Ты бы никогда…

– Ты права, я бы этого никогда не сделал. Я бы не стал так рисковать. Я не такой.

Где-то начинает плакать ребенок. Малыши всегда так делают, когда хотят рассказать о своей боли без слов.

– Против тебя выдвинули обвинения? – спрашиваю я.

– Нет, сказали, если я уйду добровольно, то они этого не сделают. Но заверили меня, что у них есть доказательства, даже показали их мне… они фальшивые, но выглядят как настоящие. Эти люди, они знают меня, они сами меня учили, обещали блестящее будущее. Они знают, что меня подставили… и им все равно. Клуб, в который я ходил? Меня из него выгнали. Аннулировали членство и даже не объяснили почему. Это были мои друзья… я считал их друзьями. – Он смотрит на сложенные на коленях руки, буррито карнитас искромсаны и выглядят неаппетитно на бумажной тарелке. – Помоги мне, – просит он снова.

Я трясу головой. Голова кружится. Роберт не мог так поступить. Неужели у него действительно столько власти?

Конечно да. Как сказал мистер Костин, Роберт заседает в правлении многих главных компаний этого города, а в остальных имеет акции. Он смог устроить так, что женщины из разных фирм связались с нашей компанией и выдвинули против Тома ложные обвинения. Так почему он не мог проделать то же самое с Дейвом? Все сходится.

Я впервые понимаю, что это тот же самый узор, который начал складываться, когда нечто похожее проделали с его отцом.

Но стал бы он так поступать? Зачем ему это? Даже если он не разделял моего сочувствия к этому мужчине, его бы остановили другие вещи, не так ли? В конце концов, Роберт знает – я не хочу, чтобы Дейв рассказал обо всем моим родителям, и пусть Дилан Фриланд уже в курсе событий, дополнительные детали ему тоже ни к чему. Если Роберт лишит Дейва всего, чем тот дорожит, я стану беззащитна перед его атаками…

…и это приводит меня к еще одной мысли.

– Ты не сказал, – выдыхаю я. – Ты имел полное право предать меня, но не сделал этого.