Марукакис с облегчением вздохнул.

— Ну, что ж, с вашего позволения, — сказал он и толкнул дверь лавки — где-то внутри нее мелодично прозвенел колокольчик.

В лавке было тесно, словно в телефонной будке. Вдоль стен шли чисто выскобленные сосновые полки, до отказа забитые бутылками, колбасами и какими-то пахучими травами. С потолка свисали колбасы самой разнообразной формы. Посреди лавки, прислонившись к груде мешков, стояла позади весов женщина и кормила ребенка грудью. Увидев их, она улыбнулась и что-то сказала. Марукакис ответил ей и, жестом пригласив Латимера следовать за собой, шагнул к двери, возле которой стояла бочка с солеными огурцами.

Пройдя по коридору, они вошли в небольшой зал, в котором стояло всего пять столиков. Два из них были заняты — несколько мужчин и женщин, громко чавкая, если суп. Когда они сели за один из свободных столиков, к ним подошел одетый в белую рубаху с зеленым передником усатый официант и что-то долго говорил по-болгарски.

— Заказ придется делать вам, — сказал Латимер Марукакису.

Выслушав заказ, официант подкрутил усы и, подойдя к проему в стене, что-то крикнул. Слышно было, как кто-то там, за стеной, повторил заказ. Официант вернулся и поставил на стол бутылку и три рюмки.

— Я заказал водку, — сказал Марукакис. — Думаю, вам понравится.

— Очень.

— Прекрасно.

Официант наполнил рюмки и, взяв одну из них, поклонился Латимеру. Потом, запрокинув голову, одним глотком осушил ее и отошел от столика.

— Ваше здоровье, — Марукакис поднял рюмку, — Ну а теперь, — произнес он, ставя рюмку, — когда мы стали товарищами, я хочу быть с вами откровенным, — Он поджал губы, нахмурился, — Терпеть не могу, — вспылил он, — когда хитрят и что-то пытаются скрыть. Я ведь грек, а греки сразу чуют, где ложь. Недаром они такие удачливые бизнесмены, особенно в Англии и во Франции. А от письма, которое вы мне вручили, так и несет ложью. Но это еще полбеды, а вот предположение, что вам это нужно для полицейского романа, просто оскорбительно для умного человека.

— Прошу меня простить, — сказал Латимер, смутившись, — но я не решился сообщить подлинные причины, которыми обусловлен мой интерес к этой информации.

— Последний человек, с которым я поделился информацией по этому вопросу, — Марукакис помрачнел, — писал что-то вроде справочника по европейской политике для американцев. Когда я прочитал то, что он написал, я чувствовал себя больным целую неделю. Вы, конечно, понимаете, что речь идет о моем духовном здоровье. Книга самым гнусным образом извращала факты, перед которыми я преклоняюсь.

— Я не собираюсь писать книгу.

Марукакис расхохотался.

— Вы, англичане, такой стеснительный народ. Послушайте! Давайте договоримся: вы получите нужную информацию, а я узнаю подлинные причины. Идет?

— Идет.

— Очень хорошо.

Официант принес суп. Суп был густой, пряный, щедро забеленный сметаной. Латимер ел суп и слушал рассказ Марукакиса.

В тяжелобольном обществе престижные посты достаются не тем, кто, подобно проницательному врачу, поставил правильный диагноз, а тем, кто ведет себя у постели умирающего самым тактичным образом. В таком обществе невежественное большинство обычно наделяет властью какую-нибудь посредственность. Впрочем, политическим влиянием может обладать также либерально мыслящий лидер партии, вступивший в конфликт с доктринерами и экстремистами. В таком конфликте есть немного патетики: независимо от того, победят доктринеры или экстремисты, он обречен быть либо символом ненависти для тех и других, либо умереть мученической смертью.

Именно такая судьба выпала Александру Стамболийскому, лидеру аграрной партии, занимавшему посты премьер-министра и министра иностранных дел. Аграрная партия, столкнувшись с организованной реакцией, не смогла дать ей отпор, потому что внутрипартийные разногласия делали ее совершенно бессильной. Партия исчезла с политической арены, так сказать, не произведя ни единого выстрела по своим противникам.

Все началось, когда Стамболийский вернулся в Софию в начале января из Лозанны, где проходила международная конференция. 23 января 1923 года правительство Югославии (тогда еще Сербии) обратилось к болгарскому правительству с нотой протеста, в которой указывало на неоднократные нарушения югославской границы вооруженными отрядами так называемых комитаджи. Не прошло и двух недель, и 5 февраля в Софии на торжестве, посвященном открытию Национального театра, на котором присутствовал царь с дочерью, в одной из театральных лож, где сидели члены правительства, взорвалась бомба. Несколько человек были тяжело ранены.

В области внешней политики правительство Александра Стамболийского с самого начала намеревалось установить и поддерживать с Югославией мирные, дружественные отношения. Югославская сторона с пониманием отнеслась к этому — отношения между двумя странами улучшались с каждым днем. Однако такое положение дел не устраивало македонских националистов, добивавшихся автономии. Во главе их стоял так называемый Македонский революционный комитет, хорошо известный как в Болгарии, так и в Югославии. Националисты понимали: улучшение отношений между двумя странами может привести к тому, что правительства обеих стран предпримут совместные действия против них. Они старались любыми средствами отравить эти отношения и уничтожить своего главного врага — Стамболийского. Нарушения границы и взрыв бомбы в театре были сигналом к началу вооруженной борьбы.

8 марта правительство объявило о роспуске Народного собрания и о своем намерении провести общенациональные выборы в апреле. Это был смелый шаг, направленный на ослабление всех реакционных партий. Крестьяне единодушно поддерживали правительство аграриев, и выборы должны были еще больше укрепить влияние аграрной партии в Народном собрании. Именно в этот момент Македонский революционный комитет получил значительную сумму в свою партийную кассу.

И тотчас же в Гаскове, во Фракии, была предпринята попытка убить Стамболийского и находившегося вместе с ним министра железных дорог Атанасова. Полиции удалось схватить террористов в самый последний момент. Префект полиции Петрич, другие полицейские, занимавшиеся борьбой с комитаджи, получили по почте письма, в которых говорилось, что они приговорены к смерти. В этой обстановке было решено отложить проведение выборов.