Шрифт:
– Не такие уж они страшные, – заметил Соньи, который не так давно прибыл на Обуду, чтобы видеть куусаман в бою. – Я любого из них заломать могу.
В этом он был прав, да только толку от его правоты не было никакого, чего солдат никак не в силах был понять. Иштван постарался объяснить ему.
– До тех пор, пока у косоглазых есть заряды в жезлах и головы на плечах – а у них и то и другое есть, пропади они пропадом! – ты в жизни не подберешься к любому из них настолько близко, чтобы за глотку ухватить.
– Верно сказано. – Сержант Йокаи, похоже, сам удивился, что соглашается с Иштваном, вместо того чтобы обрушиться на солдата с руганью. – Не вздумай мне тут сказать, что эти уроды-недоростки драться не умеют – еще как умеют! И не вздумай сказать, что им не под силу отнять у нас этот вонючий островок – уже бывало и такое! Так что наше дело – не позволить им отнять его снова, если хотим и дальше смотреть на звезды.
Куусамане, попавшие в дьёндьёшский плен, когда Обуда в очередной раз переходила из рук в руки, сейчас гнули спины на тяжелых работах в материковой части страны или на других островах, находящихся под властью экрекека Арпада. С дьёндьёшцами, попавшими в руки куусаман, происходило нечто, без сомнения, столь же скверное. Пленный раб может поднимать взгляд к вышним звездам, но много ли радости доставит ему их свет?
Иштван понадеялся, что ему не придется узнать это на своем опыте. Первые куусаманские шлюпки достигли берега. Солдаты выпрыгивали в воду и бежали к ближайшим укрытиям. Иштван и его товарищи открыли шквальный огонь, противники падали один за другим, но не везде береговые укрепления защитников обошли стороной залпы катапульт, и во многих местах высадка прошла успешно. Отовсюду слышались тревожные вопли – десантники уже начинали обходить с флангов передовые позиции обороняющихся.
– Отступаем! – кричал офицер. – Задержим их на склонах горы Соронг!
Отступление скверно действует на боевой дух любых солдат и тем более на дьёндьёшцев, полагавших себя народом воинов. Однако когда вставал выбор между отходом и перспективой оказаться в окружении, даже самые бесстрашные воители прислушивались к голосу здравого смысла.
Вокруг отступавших солдат рвались некрупные ядра.
– Пропади пропадом эти козлом деланные куусамане! – прорычал сержант Йокаи. – Надо ж было им притащить с собой легкие катапульты!
– Мы делали то же самое, когда отбивали у них Обуду, – напомнил Иштван.
– А все равно пропади они пропадом! – ответил сержант.
На это возразить было нечего.
Впереди вздыбилась черными фонтанами земля под ударами тяжелых ядер. Высоко над головами пронесся яростный вопль дракона. Йокаи был прав: к этой атаке куусамане и впрямь подготовились намного лучше, чем к той, что провалилась год назад.
Часть оборонительных позиций на нижних склонах горы Соронг уже пострадала от артиллерийского огня. Едва не падая в траншею, не засыпанную взрывами, Иштван высказал вслух то, что тревожило всех его товарищей:
– А удержаться-то мы сможем?
При всех своих недостатках сержант Йокаи имел одно достоинство – он никогда не юлил.
– Не от нас зависит, – ответил он. – Если косоглазые вонючки смогут закрепиться в здешних водах, им под силу будет затащить на остров достаточно солдат, чтобы задавить нас массой, и достаточно драконов, чтобы поджарить всех наших на лету. А если наш флот отгонит их, уже мы сможем перебросить подкрепления, а им не повезет.
Это звучало разумно, хотя солдату и неприятна была мысль о том, что судьба его находится в чужих руках. Только теперь, когда рота закрепилась на позиции, Иштван почувствовал, что голоден. В поясном кармане у него завалялась пара галет, и солдат торопливо сожрал их. В животе перестало бурчать. Кое-кто из его товарищей уже съел все, что смог прихватить из казармы. Дожидаться припасов со склада на вершине Соронга можно было еще долго.
Иштвану стало любопытно: жив ли Боршош и не лозоходец ли подал запоздалое предупреждение. Может, чародею пришлось сражаться, как настоящему офицеру. А может, он уже мертв или попал в плен, как многие дьёндьёшцы.
– Ничего не поделаешь, – пробормотал солдат.
Уже темнело – куда только день провалился? Сегодня на Обуде скучать не приходилось – и то хлеб. Иштван поплотнее завернулся в одеяло и попытался заснуть.
По тому, как неловко Скарню размахивал мотыгой, всякий, кто хоть малость понимал в крестьянском ремесле, сообразил бы, что этот человек вышел в поле мало не первый раз в жизни. Многие из альгарвейских солдат, шагавших мимо по проселку, сами были родом с таких же хуторов. Но они не ожидали увидать на полях Валмиеры никого, кроме крестьян, и не присматривались к побежденным слишком внимательно.
Когда последний рыжик скрылся за купой ореховых деревьев, капитан отложил мотыгу и глянул на свои ладони. По ним тоже было видно, что труд крестьянина для маркиза внове. Мозоли на ладонях были не застарелыми, желтыми и твердыми, точно копыта, – по краям их еще болтались клочки лопнувших волдырей.
Спина Скарню болела зверски. Плечи и бедра – тоже.
– Может, нам стоило все же сдаться в плен, сержант? – пробормотал он со вздохом. – Было бы легче.
Рауну развел руками – стертыми до такой же степени. Хотя старый ветеран и происходил из простонародья, до сих пор ему не приходилось трудиться в поле.