Несмотря на то что отец отказался от тайного переезда в Сингапур, многие европейцы согласились на такой шаг. Практически все британское население, как гражданское, так и военное, внезапно исчезло, оставив слуг и друзей с чувством, что их предали. От этого чувства брошенности им было не суждено излечиться; уехав, англичане потеряли немыслимое количество лица.

Остров стал обиталищем привидений. Многие местные жители отправились в джунгли и отдаленные деревушки в горах, надеясь избежать встречи с японскими солдатами. Те, кто остался в городе, ходили с потерянным видом.

В последующие дни на улицы продолжали со свистом сыпаться бомбы, взрывая здания и сотнями убивая людей. Я сидел в конторе, пытаясь уничтожить еще больше документов, когда услышал и почувствовал взрывы. От взрывной волны здание пошатнулось, несмотря на то что по звуку до места взрыва было не меньше мили. Подойдя к окну, открытому, чтобы впустить ветерок, невзирая на уличную вонь, я увидел клубы дыма, поднимавшиеся над казармами британской армии. В небе хищными птицами кружили самолеты. Люди на улицах стали кричать. Раздались новые взрывы, от которых задрожали оконные рамы, покрывшись зубцеобразными трещинами, словно замерзшими вспышками молний. Впервые с начала войны меня охватил настоящий страх. Скоро мне в ноздри потянуло едким запахом дыма, и я закрыл окно, не способный ни дышать, ни думать.

Зазвонил телефон, отчего я вздрогнул. Звук звонка был чудовищно неуместным. Город ровняли с землей, а у меня звонил телефон. Я отупело смотрел на аппарат. И наконец снял трубку.

Это был Эндо-сан.

– Что ты делаешь в конторе?

– Просто навожу порядок, – слабым голосом ответил я.

– Езжай домой. В городе оставаться опасно. Скоро войдут войска. Уезжай сейчас же. – Он повесил трубку.

Скоро должны были войти войска. Я этого ждал, но это все равно казалось невозможным. У нас же была армия, хорошо экипированная и хорошо обученная. Неужели она не могла дать бой?

Меня тряхнуло очередным взрывом. На этот раз он прогремел ближе. А потом еще одним. Нужно было ехать домой. Бог знает, что мне было делать, если бомбили Бату-Ферринги. Я выбежал на улицу и тут же чуть не решил вернуться в контору и спрятаться там.

Дорога была испещрена воронками. Некоторые машины провалились в них носом, и их кузова торчали вверх, как корма накренившихся кораблей в порту. По асфальту текла кровь, густая, как машинное масло. Окна во всех домах были выбиты, и осколки стекла рассыпались по разорванным телам, как кристаллизованный дождь.

Прозвучал свист ветра, сверкнула обжигающая световая вспышка, и часть здания «Эмпайр-трейдинг» оторвало прочь. Меня швырнуло на землю, где я сделал кувырок укэми и вскочил на ноги, потеряв ориентацию в пространстве; в ушах безумно шумело.

Я добежал до сарая за зданием, где охранник-пенджабец обычно держал свой велосипед. Я надеялся, что он оставил его там, когда эвакуировался в горы. К моему облегчению, велосипед стоял на месте, прислоненный к стене. Вся одежда охранника исчезла, остался только «чарпой» – холщовая раскладушка, на которой он спал.

Я забрался на велосипед и покатил домой по улицам, запруженным велорикшами и повозками, на которых люди бежали из города. Каждому пришла одна и та же идея – убраться подальше и спрятаться в горах или отдаленных деревнях. Солнце жалило плечи, словно кнутом, и рубашка скоро прилипла к телу. Позади раздался новый каскад взрывов, сотрясавших землю и самые потаенные уголки наших сердец.

По пути мне не встретилось ни одного военного, и я гадал, куда они подевались, почему бросили нас на произвол судьбы. Я подобрал оброненную какой-то женщиной соломенную шляпу, радуясь хоть такой защите от полуденного солнца, и сердце мое ныло при виде лиц, охваченных ужасом.

На Эспланаде я остановился, последовав примеру многих. В небе над проливом два брюстера «Буффало» – с военного аэродрома в Баттерворте – давали бой японским истребителям, но у тех было явное численное превосходство. Японцы преследовали «Буффало», поливая трассирующими пулями, которые снизу казались вспышками света. Один из самолетов загорелся. Пока он падал, огонь набрал аппетит и поглотил его от носа до хвоста, превратив в пылающего мотылька. Самолет упал в море, и, когда пламя поглотила вода, до нас донеслись громкий всплеск и змеиное шипение.

Оставшийся «Буффало» заложил вираж и улетел прочь, и у меня вырвался стон, слившийся со стонами сотен других людей, которые, как и я, молча его приветствовали. Много лет спустя я узнал, что те два самолета было всем, что осталось от нашей воздушной обороны: два стареньких «Буффало» против японских военно-воздушных сил.

Несколько дней спустя я узнал, что британская армия заранее оставила свои позиции, бросив нас, когда стало понятно, что череда японских побед в северных штатах продолжится на юг, до самого Джохора. В арьергарде оставили только горстку младших офицеров, остальные части отбыли морем в Сингапур. Именно там армия планировала оказать последнее сопротивление. Не здесь, не на Пенанге. Здесь никакого сопротивления не планировалось.