Автобусную остановку видно издалека. Это просто табличка и стоящая перед ней скамейка. Прямо на главной улице. «Остановка автобуса. Нойзеелен» — написано на табличке. Скамейка сделана из темного бука. В трещинах вода, оставшаяся после вчерашнего дождя. На асфальт изредка стекают капли. На самом краешке сидит пожилой господин. Сухопарый. Волосы цвета соломы растрепаны. На нем зеленый плащ до пят. Из-под плаща выглядывают черные блестящие полуботинки. Плащ застегнут на одну-единственную пуговицу. Старик поднимает голову и смотрит, как мы приближаемся. Впереди Янош. За ним Флориан, оба Феликса и Трой. Сзади я. Все остальные ждут у таблички. Лицами уткнулись в расписание автобусов.

— Вы из замка? — спрашивает старик глубоким, сильным голосом.

Парни оборачиваются. Заговорил Шарик.

— Да, — ответил он, — нам разрешили.

Старик сосредоточился. Глаза заблестели. Он поджал губы.

— Не стоит обманывать старика. Старик может быть глух. Может быть слеп. Он может быть инвалидом. Но в этой жизни он спел так много песен, что в заблуждение его не введешь. Никто вам ничего не разрешал. Я прав? Вы просто дали деру.

— Дали деру? — переспрашивает Шарик. — Ну да, и это тоже.

— Спел так много песен? — повторяет Янош. — Каких еще песен?

— Уникальных песен человеческого бытия. Тех, которые не утаишь: о печали, о радости, о ветре.

— Ветер-то тут при чем? — Это уже я.

— Ветер смешивает печаль и радость. Если нужно, он рвет связи. Или сгребает всё в одну кучу. Называй как хочешь.

— Вы, наверное, мудрец или ясновидящий? — интересуется тонкий Феликс.

Старик смеется. Его смех похож на приближающийся дорожный каток. Прокладывает себе дорогу, несмотря ни на что. Парни начинают украдкой озираться. Я сажусь на скамейку.

— Никакой я не ясновидящий, и даже, насколько понимаю, совсем не мудр. Я просто старый человек. Но я видел жизнь. А этого вполне достаточно, чтобы понимать, когда в супе не хватает перца.

— А мы тоже когда-нибудь станем такими же? — спрашивает Шарик.

— Какими?

— Ну… Э-э-э… В смысле… Старыми?

— Старым ты, дружок, наверняка когда-нибудь станешь. Такова жизнь. В тебе состарится все: и душа, и сердце, и мысли. Даже если сам ты будешь меняться очень медленно, мысли твои все равно изменятся. И мечты тоже. Когда-нибудь они состарятся. Так же, как и ты.

— Но когда они состарятся, какими они будут? Хорошими? — опять спрашивает Шарик. — Почему мечтам обязательно нужно стариться?

— Чтобы оставить жизнь позади.

— Чтобы оставить жизнь позади? Не понял. Разве, чтобы получить что-то новое, обязательно оставлять старое позади?

— Думаю, что да. Иначе не будет движения.

— А зачем двигаться? Пусть все остановится! — говорит Шарик. — Зачем мы все время идем вперед? Мы ведь с таким же успехом можем и остановиться. Перевести дух. Спокойно рассмотреть то, что уже получили.

— Нет, так не выйдет.

— Почему? — спрашивает толстый Феликс.

— Потому что тогда пришлось бы остановиться всему. Если мы будем спокойно рассматривать то, что уже получили, то ему тоже придется остановиться. А если мы будем стоять на месте, то не получим больше ничего. Вечный покой. Мальчик мой, скажи откровенно, что бы ты выбрал — вечный покой или вечное движение?

— Вы только что спели песню жизни? Я прав? — спрашивает Шарик. — Ее поют все, кто состарился?

— По-разному. Состарится человек или нет — решает случай. А кому петь песню — решает только Бог. Все очень просто.

— И это, по-вашему, просто? — спрашивает толстый Феликс. — Уж больно запутано. Мне кажется, я никогда не буду старым и никогда не буду петь никаких песен жизни. На самом деле гораздо проще жить в мире, которого не понимаешь. Не буду я старым. Старость — это для меня слишком крези. Лучше уж оставаться самим собой. Феликсом Брауном. Лет мне шестнадцать. Рост метр шестьдесят четыре. Вот и всё.

— Всё решает случай, — повторяет старик.

— Какой там случай! — возражает Янош. — Нет ничего случайного. Есть только судьба.

— Разве нас с вами свела судьба?

— Может быть. А может, нам просто не повезло. Мне шестнадцать. Жизнь продолжается. И мне совсем не хочется, чтобы люди, ушедшие дальше меня, объясняли, как идти вперед. Последние шестнадцать лет я продвигался вперед без вашей помощи и, скорее всего, следующие, даст Бог, лет шестьдесят пять буду вынужден двигаться без ваших советов. Поэтому оставьте меня в покое. Очень хорошо, что вы поете песню жизни. Сходите в дом престарелых и научите пению тамошних постояльцев. Вот они обрадуются! А мне дайте жить. И сами живите. И так все плохо. Мы только что сбежали из интерната. И мне кажется, что нам еще понадобятся наши молодые жизни. И чешите отсюда со своей вонючей песней жизни!