– Наверное. Не припомню, когда в последний раз я этим занималась. Лет в десять, кажется. У меня дома в Лондоне нет даже сада.

Дэн переложил Авраама с одной руки на другую и подошел к окну:

– У большинства здешних домов тоже нет сада. Вы уже побывали в парке на Вашингтон-сквер?

Кэрри тоже подошла к окну и посмотрела на заснеженный переулок:

– Даже если у нас появилась бы возможность добраться туда, мы бы этого не сделали. – Она дотронулась до крошечной щечки Авраама. – Мы никуда не сможем взять его с собой: у него нет ни подходящей теплой одежды, ни курточки, ни комбинезона. А это значит, что мы застряли здесь.

Ей не следовало этого говорить. Она тут же пожалела, что не прикусила язык. У Дэна напряглись спина и плечи. За долю секунды обстановка изменилась.

– Да, поступки других людей отражаются на всех нас.

Кэрри держала ручку Авраама – малюсенькие пальчики переплелись с ее пальцами.

– Дэн, мы ничего не знаем. Абсолютно ничего.

Он резко повернулся к ней лицом:

– Да нет, мы знаем. Посмотрите на него. Посмотрите на этого беспомощного кроху, оставленного на холоде практически без одежды. Кэрри, он мог умереть. Мог.

– Не надо. Не говорите так. Не могу и не хочу даже думать об этом. Почему вы так категоричны, Дэн? Вам же приходилось многое повидать на своей работе. Вы должны быть более сострадательны к людям. Не судить их так строго.

– Я не сужу, – оборвал он ее, да так громко, что Авраам вздрогнул.

– Судите. Судите очень строго. Я это поняла, как только нашла Авраама и принесла его к вам.

Он открыл было рот, чтобы осадить ее, но сдержался.

Кэрри рассердилась. Она не хотела, чтобы Дэн от нее что-то скрывал. Почему не скажет ей, что он на самом деле чувствует? Они могут не соглашаться в чем-то, но это не важно.

– Дэн, ну, говорите же, в чем дело.

– Не стоит, – сквозь зубы процедил он.

Она приблизилась к нему. Ее лицо было прямо у него под подбородком. Он зол. Она это видела, но совсем не испугалась.

– Итак, вы можете зацеловать меня до смерти, а сказать, в чем дело, не можете?

Дэн подошел к колыбели, положил Авраама и провел рукой по своей короткой шевелюре, а затем по небритой щеке.

– Кэрри, не будем об этом.

– Почему? Это ведь нормально – не соглашаться во всем. Я просто не могу понять, почему человек, который рискует жизнью ради незнакомых ему прохожих на улице, не в состоянии выказать хоть чуточку сострадания к женщине в отчаянном положении. – Кэрри указала на колыбель. – Ни одна женщина в своем уме не подкинет ребенка. Не сделает этого без серьезной причины. Готова поклясться, что она сейчас лежит напуганная своим поступком и плачет.

Он покачал головой:

– Кэрри, вы ошибаетесь. Глубоко ошибаетесь. Хорошие люди так не поступают. Не бросают своих детей и не заставляют их страдать. Тот, у кого есть чувство ответственности за детей, должен поставить их на первое место, а не себя.

Кэрри наморщила лоб:

– Дэн, вы о чем? Какие такие свои нужды мать Авраама поставила на первое место?

Он не мог встретиться с ней глазами. Не мог смотреть на нее. Он смотрел то на пол, то на потолок. Потом подошел к окну и уставился на заснеженную улицу, упершись руками в бедра.

– Наркотики, Кэрри. Думаю, что его матери была нужна следующая доза.

Кэрри зажала ладонью рот. Такое в голову ей не приходило. Она не могла даже представить себе это. Но, возможно, она чересчур наивна, мало знает жизнь.

Кэрри быстро подошла к колыбели и посмотрела на Авраама. У него слегка подрагивали веки, словно он пытался разобраться, что за шум вокруг него. Он выглядел таким невинным и безмятежным. Его мать – наркоманка? Кэрри была в ужасе.

Конечно, она знала о женщинах, у которых были проблемы с наркотиками. Некоторые лежали с ней рядом в родильном отделении, но они находились под наблюдением. Да, они употребляли наркотики, но здоровье детей их также волновало.

Кэрри протянула руку и погладила щечку Авраама. Кожа еще не утратила до конца желтизну, но за ночь это не исчезнет. Неужели его мать на самом деле принимала наркотики?

– Нет, Дэн. Этого не может быть. Просто не может. Мы бы поняли. У Авраама проявились бы какие-то признаки, он кричал бы по-другому.

– А разве он не кричал две ночи подряд?

– Дэн, он выглядел бы больным. Посмотрите на него. – Она обошла вокруг колыбели и встала по другую сторону, чтобы Дэну было лучше видно. – Он не болен. Да, он кричит, когда голоден, он срыгивает – это нормально, он задирает ножки к животу – это газы. И ничего больше. В Интернете об этом написана не одна страница. – Она сложила руки на груди. – Если наш ребенок выглядит больным, то тогда нам необходимо, чтобы Шэна на вертолете забрала его в больницу.

По удрученному выражению лица Дэна было ясно: признать, что он не прав, он не готов.

А Кэрри была готова полезть в драку. Она чувствовала, что они на грани важного спора, но ругаться с ним ей не хотелось. В ней взыграли инстинкты защитницы. Как у львицы, которая охраняет своего детеныша. Но с какой стати ей защищать Авраама от Дэна? От человека, который открыл ей дверь и впустил их обоих?

Она сделала глубокий вдох.

– Дэн, вы устали и раздражены. Я вас хорошо понимаю. Оставим это. Пойдите и поспите немного, а я отнесу Авраама наверх, к миссис Ван-Дайк. Она будет счастлива увидеть его и, кто знает, может, даст мне кое-какие советы.