Дарси смотрела на человека, который с самого начала был с ней исключительно щедр, но не более того. Она думала, сможет ли когда-нибудь довериться ему настолько, чтобы объяснить то, что он хотел понять. Сможет ли позволить себе стать уязвимой. Если, выйдя из этой жизни, полной любви, радости и всевозможных привилегий, он сможет хотя бы постараться постичь, каково это терпеть голод, страх и обман. Безысходность. Остро осознавать безнадежность своего существования, единственного, которое знакомо тебе. Постоянно видеть человека, который ведет тебя к судьбе столь ужасающей, что страшно даже представить. Наблюдать, как он отсчитывает купюры, перебирая их своими грязными отвратительными пальцами, и каждый раз думать, что будет после того, как он закончит свою гадкую игру. Бросит ли он купюру матери, чтобы они могли купить продуктов, или заставит подождать еще день. А может быть, и дольше. Ей до сих пор слышались мамины страдальческие мольбы: «Эрл, не заставляй меня снова просить подаяния». И его презрительный ответ: «А почему нет? Какого черта я должен что-то давать тебе? Или твоему отродью». Затем эти страшные пожелтевшие глаза находили в тесном пространстве ее саму, и мама, доведенная до отчаяния, немедленно соглашалась на все, стояла на коленях, нервно смеясь, точно все это было странной игрой, но каждый ее вымученный вздох был полон отчаяния и унижения.

– Ну же, – снова спросил Джефф, сдвинув брови, – что в этом плохого?

– Ничего плохого. Я знаю, как мне повезло в этой ситуации. И очень благодарна тебе за поддержку.

Еще мгновение Джефф смотрел на нее, но она так и не смогла понять, о чем он думал.

– Мне не нужна твоя благодарность, Дарси. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя защищенной.

После двух недель, состоящих из пятнадцатичасовых рабочих дней, Джефф был смертельно измотан и позволил себе раствориться в долгожданной тишине. На столе остывал недоеденный ужин, пиво было выпито до последнего глотка. Часы показывали только семь, но после многочасовой гонки этого хватило, чтобы позволить себе отойти ко сну.

Только не давади покоя мысли о Дарси.

Будучи в отъезде, он множество раз говорил с ней по телефону, ежедневно отправлял сообщения. Однако после того, как приобрел привычку не менее двух раз в неделю навещать дом, не видеть ее так долго было для него мучительно. Он заранее связался с ней. Сказал, что приедет завтра, после того как немного поспит. Но сейчас…

Проклятье. Надо просто лечь спать. Впрочем, какая уж тут постель.

Он так и не заснул, все время думая о ней. Свесил руку с дивана в поисках телефона. Нужно просто поговорить с ней, тогда он сможет уснуть.

Набрав подряд несколько номеров, он наконец дождался, когда на том конце поднимут трубку.

– Мне нужна машина.

Когда он приехал, в большинстве комнат свет уже не горел, внизу было пусто, сверху тоже не доносилось никаких звуков. Может, стоило предупредить о приезде? Правда, Джефф не хотел, чтобы Дарси стала уговаривать остаться дома и поспать хотя бы немного. Вряд ли ей объяснишь, что он не заснет, не увидев ее.

Зато завтра он первым делом увидится с ней.

Вдруг он услышал шум из крыла, в котором жила Дарси. Она не спала. Стряхнув с себя усталость, он большими шагами устремился к ее комнате и затрепетал, увидев серебристую полоску света под дверью. Уже собираясь постучать, он вдруг замер, услышав, как кто-то внутри приглушенно всхлипывает. Затем последовало нечто похожее на сдавленные стоны. Какого черта там происходит? Он дважды постучал в дверь.

– Дарси?

Глухой удар. Затем необычно высокий дрожащий голос:

– Джефф?

– Да, это я. Ты в порядке?

Шуршание. Он подумал, что дверь сейчас откроется. Опять шуршание, на этот раз дальше от двери. Затем Дарси наконец ответила:

– Я очень устала сегодня. Давай поговорим завтра утром, ты не против?

Замерев, он не сводил глаз с двери. Он против, ибо с ней что что-то не в порядке.

– Я вхожу, – решительно предупредил Джефф, давая ей несколько секунд на то, чтобы укрыться чем-нибудь, если это требовалось. – О, черт, Дарси! – воскликнул он, подбегая к женщине, свернувшейся на краю кровати. – Что произошло?

– Это все гормоны. – Она пыталась взять себя в руки, одновременно отмахиваясь от него. – Завтра я буду в полном порядке. Ложись. Прошу тебя.

Он схватил и прижал Дарси к себе, нежно обвив руками:

– Поговори со мной, моя милая. Расскажи, что происходит.

На мгновение он засомневался, что она вообще ответит. Терпеливо ждал, поглаживая ладонью водопад ее мягких светлых волос. Поддавшись соблазну, перебирал пушистые концы локонов. И вдруг в один момент ее внутренняя борьба и отчаянное сопротивление будто прорвали плотину и вместе с рыданиями вырвались наружу.

– Я так устала от болезни и постоянной дурноты. От чувства, что с каждой минутой мое тело все больше перестает принадлежать мне. Устала оттого, что я отвратительна, слишком сентиментальна, бесконечно плачу, а мне утирают слезы. Мне стыдно. Я продолжаю уговаривать себя держаться, ведь все наладится, вернется на круги своя, и я буду чувствовать себя лучше, но этого не происходит. Становится только хуже. Я все еще больна. К тому же мое тело становится круглым, я толстая… И… и мне совершенно нечего надеть.

Последнее признание стало для Джеффа точно внезапный удар ножом.

– Постой, о чем ты говоришь? Нечего надеть куда?

– Никуда. Ничего из одежды мне не подходит. Все слишком. – Она снова разрыдалась, протяжно всхлипывая.

Ах, как он устал. Устал невыносимо. Но кое-что было ему по-прежнему непонятно.

– Милая, почему ты не купила себе новых вещей?

Ведь есть кредитная карта и счет, который его мать наконец открыла, чтобы он мог поддерживать ее финансово. И там много денег.