— Фредди! Паяльник!

С насмешкой на губах и как будто восхищенный всем, что он здесь слышал, Фредди провел губкой по дверке шкафа.

Лионель набросал несколько слов на клочке бумаги и протянул его Жану, не выпуская, однако, записки из рук.

Жан Морейль прочитал:

«Как бы мало эти письма ни компрометировали память мадам Лаваль, не думаю, что Жильберте доставит удовольствие их прочитать. Моя тетка, мадам Лаваль, хотела меня наставить на путь истины. Но тайна, которой она окружала свое доброе дело, придает ему двусмысленный характер, и от меня зависит его усилить. Оставьте в покое этот шкаф и эти письма. Если нет, Жильберта сейчас узнает о том, что ее мать писала мне тайком, а вы именно этого хотите избежать и для этого вам нужно завладеть письмами. Если это вам удастся, тем хуже для Жильберты! Я заставлю вас ей их показать и по-своему их растолкую».

Прочитав эту записку, которую автор все еще держал в своих руках, Жан Морейль подумал с минуту и взглянул поочередно на Лионеля, на его мать, на Жильберту и Обри, который все еще стоял позади…

— Подожди, Фредди! — скомандовал он.

— Вы сами откроете шкаф, мадам, — сказал он, обратившись к графине.

— Увидим!

— Вы откроете его. А вы, сударь, не выдадите тайны, кроющейся в этих письмах. Мне достаточно пяти или, самое большее, десяти минут, чтобы заставить вас это сделать. Я вам кое-что расскажу, чего вы, кажется, и не подозреваете, а меньше всего вот эта толстая обезьяна, которая держится так скромно в резерве… Обри, кажется?.. Прекрасно.

Слушайте же меня. Дело идет о чем-то гораздо более важном…

Жан Морейль начал совершенно спокойно:

— Во время разговора с моим другом Фейяром мне однажды пришло в голову присоединить «Тайну Люверси» к коллекции уже разрешенных мною задач. Смерть вашей матери, Жильберта, казалась мне странной, непонятной. Мой разум с трудом соглашался с обстоятельствами этой трагедии, теми, по крайней мере, которые были известны. Мне сейчас же показалось невероятным, чтобы змея вела себя подобным образом без участия человеческой воли. Но каким именно образом эта воля действовала на змею?

Вот первый вопрос, который я себе поставил.

Сказать ли вам, Жильберта, с каким жаром я отдался своей задаче, когда узнал, что мой успех вылечит вас от ваших страхов? Никогда еще я не вкладывал столько души в разгадывание загадки.

Прежде всего я хорошенько все обдумал…

Мои первые выводы были таковы: всего два человека, и только два, могут быть исключены из этого дела: вы, Жильберта, вне всяких подозрений уже потому, что бодрствовали всю ночь в запертой комнате, смежной с комнатой вашей матери, и вы, мадам де Праз, присутствие которой в будуаре всегда могло быть под контролем Жильберты. Оставались: Гюи Лаваль, Лионель де Праз, все слуги и… неизвестный.

И еще другое выдвигалось на первый план. (Привычка разрешать загадки заставляет меня придавать большое значение различным аномалиям.) У змеи был только один ядовитый зуб, особенность, которая не оставила бы никаких сомнений в ее участии в преступлении в том случае, если бы несколько змей выползли из своих клеток и если бы молниеносное действие яда не было достаточным указанием на причину смерти мадам Лаваль. Мне показалось, что этот единственный зуб может быть отправной точкой для более плодотворных рассуждений. Тогда я пришел к необходимости опросить разных людей и посетить место происшествия.

Надо вам сказать, Жильберта, что ваша тетя и ваш кузен, заботясь о вашем будущем счастье, приставили одного человека наблюдать за мной. Да, вот этого привратника, которого вы здесь видите. И даже сам граф де Праз не считал для себя позорным за мной шпионить. В обычное время мне это было бы безразлично. Но в тех особых условиях, в которых я находился, это меня стесняло. У меня было множество причин желать, чтобы мне предоставили свободу действий. Мне необходимы были независимость и тайна. Сверх того, я инстинктивно чувствовал, что я должен действовать быстро, и вскоре я понял, что от этой быстроты зависит мое счастье и даже жизнь моей невесты…

— Сударь! — вскрикнул угрожающе Лионель. — Я вам не позволю…

— Вы мне позволите говорить, сколько я захочу. Иначе…

Жан Морейль, глядя на мадам де Праз, указал на несгораемый шкаф и паяльник.

— Дай ему говорить, — сказала мадам де Праз, белая от злости.

Но Жан Морейль вдруг воскликнул:

— Эй вы, Обри! Не отставайте от компании! Куда вы?.. Фредди, обрати внимание!

Одним прыжком Уж-Фредди бросился в вестибюль, куда уже успел ускользнуть Обри, и сейчас же вернулся, толкая перед собой жалкого лакея, низко опустившего голову.

— Кто этот апаш, в конце концов? — спросил вне себя Лионель, злобно сжимая кулаки.

— Я только собирался вам об этом рассказать, когда вы прервали меня, — ответил Жан Морейль.

— Это вот тот самый Фредди, о котором я подумал, как только представилась необходимость освободиться от вашего назойливого наблюдения.

Я встретил однажды Фредди случайно, на маленькой пустынной улице. Он попросил, как водится, прикурить для того, чтобы вытащить у меня бумажник… Мне пришло в голову осветить его лицо… Я был ошеломлен! Совершенно мое лицо! Значит, в мире бродяг у меня был двойник!