– Даже не говори мне о судьбе и вероятностях! – я попыталась перевести наш печальный разговор в шутку. – По их милости я снова попала в лазарет.

Подруга улыбнулась.

– Ничего страшного. С твоим здоровьем все хорошо, а Корнейси дает тебе несколько дней на отдых. К тому же в отделении намечается какое-то мероприятие.

– Интересно, что же это? – приподняла брови я.

– Скоро узнаешь! – интригующе ответила Лидия и направилась в сторону двери.

На пороге комнаты она обернулась и, немного помявшись, сказала:

– Ольга, только прошу тебя… Что бы в жизни ни случилось – не руби с плеча. Семь раз отмерь – один отрежь. Многое может случиться, но надо уметь давать людям шанс.

Дверь медленно закрылась.

Где-то я уже это слышала…

Лидия не шутила по поводу мероприятия. Уже на следующий день после того, как мне разрешили вернуться в свою комнату, доставили приглашение.

Планировался вечер для узкого круга – только для работающих на Лемнискату, и мне было очень любопытно, как именно он будет проходить. Первый раз я получила приглашение на подобное закрытое собрание.

Намечалось оно на сегодняшний вечер, и я первым делом полезла в шкаф критически осмотреть свои наряды. Знаю, может, это глупо с моей стороны, но ничего не могу с собой поделать. Не могу я плохо выглядеть на рауте, каким бы он ни был, если там будет присутствовать Алексей.

Впрочем, переживать было не о чем. Мама, увидев на балу, что на меня обратил внимание Разинский, переслала мне половину гардероба. Так что выбор имелся неплохой.

Я решила надеть весьма скромное, но изящное и красивое платье. Оно состояло из нижнего платья желтого цвета, облегающего фигуру сверху, а от талии ниспадающего волнами до пола, к которому вторым слоем было пришито тончайшее черное кружево с вплетенными серебристыми нитями. Кружево покрывало и маленькие рукавчики-фонарики, украшало лиф платья, а от груди к талии тонкие складочки присборивала большая серебряная брошь, отчего силуэт казался еще более изящным, эфемерным. Кружево верхнего платья при малейшем движении расходилось, и в просветах полыхал желтый шелк нижнего, а серебряные нити, казалось, жили своей жизнью, мерцая в свете свечей. Бальные туфельки и белые перчатки до локтя завершали мой вечерний туалет.

Сложнее пришлось при замазывании узоров, которые теперь навсегда обосновались на моем лице и теле. Но оттенок бежевого крема удачно подходил к коже, и при его использовании отметины были практически не заметны, – если, конечно, не знать, что искать.

Занятая такими эстетическими вопросами, я даже не заметила, как пролетело время. Я уже минут пять кружилась перед зеркалом, когда раздался стук в дверь. Открыв ее, я узрела на пороге Разинского.

Сегодня он был одет в черный элегантный фрак, белоснежный жилет и такую же рубашку, высокий воротник которой украшал сложный узел шелкового черного галстука, а также классические брюки из тончайшего сукна. Весь его облик буквально кричал о его врожденном аристократизме и прекрасном вкусе.

– Добрый вечер, – поцеловав мне руку, творец бесцеремонно оглядел меня с головы до ног.

Нахал!

– Меня послали сопроводить вас в зал для приемов.

По виду Разинского было сложно сказать, что он рад этому факту.

– Кто-то боится, что меня украдут по дороге или я заблужусь? – чуть приподняв брови, поинтересовалась я, беря веер и выходя из комнаты.

Мой вопрос Алексей проигнорировал, и мы в полном молчании направились к лестнице. Пройдя по длинным коридорам, оказались в большом зале, полном гостей.

Помещение было окружено крытой галереей, и я невольно посмотрела вверх, любуясь лепниной высокого купольного потолка, опирающегося на белоснежные колонны. В центре зала сияла сотнями свечей огромная люстра, и ее свет отражался в мраморе колонн.

Все присутствующие блистали нарядами, драгоценностями, вежливо друг другу улыбались… Вот только что скрывалось за этими улыбками?

У входа нас ждал Джеймс, и мы все вместе двинулись вдоль зала, мимо расступающихся гостей. В их числе поприветствовали и председателя Государственного совета. В ответ мужчин удостоили кивка, а мне поцеловали руку, задержав ее, я бы сказала, дольше положенного, при этом сверкнув темными глазами и вызвав чувство deja vu.

После мы отошли чуть в сторону и разместились в креслах рядом с сильными мира сего. Осмотрев зал, я отметила, что трое творцов, как обезьянки, выставлены на всеобщее обозрение.

Покосившись на хмуро рассматривающего гостей Алексея, я решила не раздражать его еще сильнее и чуть подалась к Джеймсу:

– Эти мероприятия всегда так проходят?

Джеймс посмотрел на меня и, улыбнувшись, спросил:

– А что вас смущает?

– Это как-то… странно. Как будто мы…

– …выставлены напоказ? – хмыкнул Разинский.

– Алексей! – прошипел Джеймс.

– Все в порядке, – улыбнулась я ему. – Я уже привыкла.

Разинский покосился на меня.

– А почему бы нам не спуститься с помоста и не принять участие в общих развлечениях?

– Думаете, мы не пытались? Но за отдельным столом – там, где сидят министры и остальные бюрократы, – наше появление никому не понравится. Смешаться с толпой гостей? Так там мы тоже никому не нужны.

Я удивленно посмотрела на Джеймса.

– Но ведь творцы очень уважаемы!