Чавчавадзе Илья Григорьевич
Шрифт:
2
Но это утро было так прекрасно, Так радостно струились волны рек, Что даже полный ярости опасной Смирился очарованный Казбек. Небесному спокойствию внимая, Безмолвная покоилась земля, И небеса от края и до края Свой дивный свет струили на поля. Лишь разум мой, испытанный судьбою, Не обольщался этой тишиной. «Не верь, — шептал он, — счастью и покою: Лгут небеса, лукавит мир земной. Не в первый раз на этот мир злосчастный Блаженная нисходит тишина, Но никогда судьбы его ужасной Не изменяла к лучшему она. Всё это ложь, что видишь ты сегодня. Мир негодует, бедствуя давно. Поистине, проклятие господне В безмолвии его заключено!» 3
Но прелесть утра все мои сомненья Развеяла во мне, и наконец Душа моя познала утешенье В надежде, животворной для сердец. Проникнутый блаженным упованьем, Я погрузился в сладостный покой, И сердце, истомленное страданьем, Любовью озарилось неземной. Могучей верой в мировое благо Опять душа наполнилась моя, И спала с глаз моих завеса мрака, И слух воскрес для звуков бытия. И дивные предстали мне виденья, Исполненные мудрости, и в них Таинственное было обольщенье Для сокровенных помыслов людских. 4
На высоте Казбека отдаленной, Сверкая белоснежной сединой, Чудесный старец, в думу погруженный, В тот ранний час предстал передо мной. Глаза рукой от солнца заслоняя, Смотрел он вдаль, где у подножья скал Могучий Терек, волны погоняя, Как злобный лев, метался и стонал. Прислушиваясь к яростному вою Мятежного питомца своего, Громада гор стояла над водою И повторяла возгласы его. И путник, пробираясь по теснине, Дрожал от страха, и зеленый лес Шумел вдали, и посреди долины Текла Арагва, полная чудес. 5
Люблю тебя, Арагва! Ты была Свидетельницей доблести грузинской. В былые дни страна моя цвела У вод твоих красою исполинской. Давным-давно, во мраке прошлых дней, Ты видела расцвет страны моей И колыбель отцов моих качала… И чудится — от самого начала Предания страны моей родной Сокрыла ты холодною волной. Там, где твои бушующие воды Приемлет осторожная Кура,— Там бой кипел, там спорили народы И кровь лилась с утра и до утра. Поистине родной грузинской кровью Здесь орошен земли моей оплот. О, сколько раз с печалью и любовью Смотрел я в глубь прозрачных этих вод! Что я искал? Забытое былое? Погибшее отечество святое? Не знаю я… Но кровь далеких дней Дымилась над отчизною моей. 6
Но ни леса, ни горы, ни долины, Ни залитый сияньем небосклон Не привлекали старца, и с вершины Не их красою любовался он. Он вдаль глядел. От края и до края В многообразном шуме бытия, Как некая жемчужина живая, Пред ним лежала Грузия моя. И он смотрел, как дивный небожитель… Откуда ты, таинственный старик? Зачем покинул ты свою обитель И, как виденье, предо мной возник? Так я спросил. И с высоты двуглавой В ответ раздался голос величавый: 7
«Повсюду и всегда я, Грузия, с тобой! Я — твой бессмертный дух, я — спутник твой скорбящий. И сердце я омыл в крови твоей живой, И в жребий твой проник — былой и настоящий.