Чавчавадзе Илья Григорьевич
Шрифт:
Но магистральная идейно-тематическая линия поэзии Ильи Чавчавадзе определялась борьбой за освобождение угнетенного царизмом народа, за социальный прогресс. Достоинство Ильи Чавчавадзе как поэта заключается в том, что злободневные социальные идеи им глубоко прочувствованы и органически слиты со всей его душевной сущностью. Поэтому в его творениях мы имеем не сухую риторическую апологетику этих идей, а сложную систему их поэтического воплощения, облечения их в художественную форму, глубоко проникающую в сознание и сердце читателя.
О своих светлых общественных идеалах поэт говорит в стихах с взволнованной искренностью и подлинным поэтическим вдохновением:
С тех пор как я любви к тебе почувствовал волненье, О родина, исчез мой сон и радость миновала. Хочу я пульса твоего улавливать биенье, И с этим я кончаю день и жду его начала. Упорно думаю о том, и крепнут мысли эти, Упорно чувства всё растут, мне сердце наполняя, Но я не жалуюсь и рад, что так живу на свете, Всё время в думах о тебе, страна моя родная… («С тех пор как я любви к тебе почувствовал волненье…»)И действительно, на протяжении всей своей жизни поэт чутко прислушивался к биению пульса родной страны. Чувством самоотверженной преданности родине вдохновлены его исповедальные лирические монологи:
О перо мое, друг мой, — для дела живого, Не для славы — мы служим, как прежде служили. Смело скажем народу святое мы слово, Чтобы недруги наши повержены были. («О перо мое, друг мой, — для дела живого…»)Мужеством и бесстрашием в борьбе за счастье народа проникнуты стихи поэта, с большой глубиной выражающие духовный облик их лирического героя — пламенного патриота родины:
Пусть я умру, в душе боязни нет, Лишь только б мой уединенный след Заметил тот, кто выйдет вслед за мною, Чтоб над моей могильною плитою, Далекий житель солнечных долин, Склонился мой возлюбленный грузин И голосом, исполненным участья, Мне пожелал спокойствия и счастья… («Пусть я умру, в душе боязни нет…»)Поэзия Ильи Чавчавадзе никогда не уединялась в «башню из слоновой кости». Она всегда звучала для народа, будила сознание людей, воодушевляла их на благородные подвиги, возвышала нравственно, звала к грядущему.
С суровой правдивостью поэт рисовал картины беспросветной жизни своей порабощенной родины, порицал павших духом, утративших мужество и прославлял геройство и отвагу, благодаря которым народ отстоял на протяжении столетий свое национальное существование:
Прошли года. То миновало время. Тяжелой скорби и неволи бремя Сломило силу гордого смятенья, Стал сын твой призраком, безгласной тенью. Скажи, — где меч и воля наших дедов, Где их рука, где доблесть их, поведай? Где подвиги, порыв во имя славы, Борьба с поправшими и честь, и право? («Грузинке-матери»)Нередко поэт прибегает к приему контрастов, чтобы в наиболее ярких и действенных образах воспроизвести угнетенное состояние родины. На таком приеме построены два замечательных его стихотворения «Весна» и «Элегия», в которых поэт дает пленительные картины грузинской природы, с тем чтобы на их фоне и в противопоставлении им ярче показать картины суровой и мрачной жизни народа.
В стихотворении «Весна» («Лес расцветает нарядный…») конденсированно, двумя-тремя скупыми штрихами воссоздается картина весеннего пробуждения природы:
Лес расцветает нарядный, Ласточки в небе поют, Листья лозы виноградной Слезы весенние льют. Горы всё краше да краше, Луг разноцветный пригож…Создаваемое этим светлым весенним пейзажем радостное настроение неожиданно прерывается скорбным вопросом, обращенным к родине:
Милая родина наша, Ты-то когда расцветешь?Аналогичным художественным приемом написана и «Элегия». Здесь поэт рисует величественную панораму спящей природы, лунной ночи. В мире воцарился покой и сон, лишь изредка нарушаемый стоном. И резким диссонансом этой очаровательной картине звучат слова лирического героя, отвергающие сон и бездействие и выражающие стремление народа к пробуждению:
Стою один… И тень от горных кряжей Лежит внизу, печальна и темна. О господи! Всё сон да сон… Когда же, Когда же мы воспрянем ото сна?