Чавчавадзе Илья Григорьевич
Шрифт:
Представители класса буржуазии уже оспаривали в те времена у дворянства право первенства и превосходства:
Вот и купец. Улыбки расточая, Торгует он, обманывая люд, Пусть брат его погибнет, голодая, — Он не моргнет и глазом, этот плут.В этой паразитической своре блаженствовали и служители церкви, называвшие себя «духовными отцами» народа, призванными проповедовать добро и справедливость:
Вот и попы. Как говорит преданье, Спаситель мира, к подвигу готов, Народное им вверил воспитанье, Они ж омыли руки от трудов!И все они вместе, захватившие власть над народом, лишены и чувства, и мысли, и чести, и совести, и человеческого облика:
Но в мыслях их, и чувствах, и делах, В улыбках безмятежных и слезах Ни смысла нет, ни разума, ни веры, И все они — лжецы и лицемеры… …Там за подачку жалкую князей И стар и мал продать себя готовы, Сменили там на ржавые оковы Честь и свободу родины своей.Так смело и мужественно высказал Илья Чавчавадзе в лицо «хозяевам» жизни суровую правду о гнилости и обреченности их общества, пораженного социальными пороками и язвами. И вместе с тем поэт восславляет труд, предвещает ему освобождение и торжество:
Труд на земле давно порабощен, Но век идет, — и тяжкие оковы Трещат и рвутся, и со всех сторон Встают рабы, к возмездию готовы. Освобожденье честного труда — Вот в чем задача нынешнего века, Недаром бурь народных череда Встает во имя братства человека. Не устоит отживший, старый мир Перед могучим вихрем обновленья, Не выдержат грабитель и вампир За правду справедливого сраженья.Так на пороге 60-х годов прошлого века поэт приветствовал и восславлял подъем трудового народа, его мужественную борьбу за обновление мира, за торжество свободного труда. Выступая вдохновенным певцом этой борьбы, Илья Чавчавадзе вселял в народ веру в то, что,
Вернув земле утраченный покой, Свободный труд изгонит тунеядство. И уж не будут праздной болтовней Слова: свобода, равенство и братство. Поистине, почуял человек, Что он растет и борется по праву, Что породить обязан этот век Труда благословенную державу.Грузинский литературовед П. Ингороква, глубокий исследователь жизни и творчества Ильи Чавчавадзе, совершенно правильно заметил, что, разрабатывая в начале 70-х годов новую редакцию «Видения», поэт находился под воодушевляющим влиянием мужественной борьбы парижских коммунаров, составляющей одну из самых величественных страниц в истории освободительной борьбы трудового человечества. [11]
11
См.: И. Чавчавадзе, Полн. собр. соч., т. 1, с. 52.
Лирический герой поэмы — появившийся на вершине Казбека старец — символ народного духа, его мудрости, его воли и неукротимого свободолюбия. Он мечтает о торжестве дружбы народов, о том светлом будущем,
Когда ручьи племен сольются воедино, И, от последних бурь освобождая нас, Могучая душа, достойная грузина, С любовью осенит прославленный Кавказ! Когда своим лучом священная свобода Расплавит цепи зла и превозможет тьму, И снова будет горд достойный сын народа, Что он принадлежит народу своему.«Видение» — ярчайшее поэтическое произведение, восславляющее борьбу трудового народа за разрушение мира тьмы и насилия, за обновление жизни человечества, за ее переустройство на основах свободы и справедливости. Создав эту поэму, Илья Чавчавадзе выступил выразителем революционных устремлений своего времени, достойным соратником Чернышевского и Добролюбова, Шевченко и Некрасова.
В другой своей поэме, «Несколько картин, или Случай из жизни разбойника», Илья Чавчавадзе показал правдивую картину суровой социальной действительности, о которой с такой разоблачительной силой говорилось в «Видении».
Как бы увертюрой к поэме является исполненная горечи и печали песня аробщика, которая нарушает тишину спящей природы.
С огромным мастерством нарисована картина вечернего сумрака над Алазанской долиной. Врезающаяся в величавую тишину природы аробная песня звучит гласом угнетенного и стонущего под игом рабства народа:
Пел в ночи аробщик, и такою Полон был ночной напев тоскою, Что, как подорожный перезвон, Он остался в сердце угнетенном, И звучит он заглушенным стоном, Но и скорбь рассеивает он…