–  Надо подсобить Изяславу, чтобы он вернул себе Перемышль.

–  Да каким же боком?

–  Съездить в Галич и забрать у Володимерки крестоцеловальные грамоты, раз он их нарушил.

–  Ну, забрать - и дальше?

–  Дальше ничего. Остальное с ним сделают другие. В том числе и я.

–  Ты поедешь тоже?

–  Уж само собою. Только под другим именем, в платье простого мечника, изменивши внешность.

Пётр догадался о возможных последствиях и поник. Помолчав, сказал:

–  Ладно, с Володимерком расквитаешься, это дело святое. Сядешь в Перемышле. Я с тобой поселюсь, это хорошо. Но куда денешь Ярослава? Он не виноват, убивать его жалко.

Бывший ученик рассмеялся:

–  С Володимерком меня не равняй, я своих братьев не травлю… Прогоню, и всё. У него жена - Ольга Долгорукая, вот и пусть едут в Суздаль.

–  Обещаешь?

–  Слово тебе даю. Памятью клянусь моего родителя - убиенного Ростислава Володарьевича: пальцем Осмомысла не трону.

–  Ну, тогда больше нет сомнений. По рукам!

Сборы получились недолгими. Проводить боярина вышел Изяслав - в шапке с горностаевой оторочкой, шубе нараспашку. Трижды поцеловал и заверил:

–  Положись во всём на Ивана. Я ему доверяю. Как избавится от злодея и ворога, присоединит к Волыни Галицию, купит для тебя в Перемышле дом. Сможешь коротать свою старость. А захочешь возвратиться ко мне - милости прошу.

–  Благодарствую, княже. Надо будет обдумать. Ехали неспешно: Пётр Бориславич сидя в санях, как ребёнок, укутанный волчьими и медвежьими шкурами, а десяток всадников по бокам - в том числе и Берладник. Ночевали в монастырях и на несколько дней задержались в Теребовле, ожидая окончания сильной вьюги. К Галичу приблизились в самый разгар крещенских морозов.

В городе Болшеве (ныне - Болыповцы) Ростиславов сын перекрасил бороду и усы, сделав их из светлых тёмно-рыжими, и подстриг на иной манер, а поверх шрама на левый глаз повязал чёрную широкую ленту - вроде бы кривой. В платье простого мечника, на себя прежнего он теперь действительно походил мало.

–  Ох, гляди, распознает Володимерко, заподозрит неладное и убьёт, - сетовал наставник.
– Может, и меня заодно.

–  Не узнает, - усмехался Иван.
– Я ему попадаться-то на очи не стану. Наше дело простое - состоять при конях дружинных, задавать им овса. И в палаты носа не покажу.

–  В чём тогда твоя доля будет?

–  Тайна за семью печатями. И никто о ней знать не должен.

В Галич въехали около полудня. О прибытии киевлян вскоре доложили Владимирке. Он вначале от встречи с Бориславичем отказался, но прогнать не прогнал и велел разместить в гостевых палатах кремля. В том-то и состояла его ошибка. Потому как из гостевых палат можно при желании посетить винный погреб. Или поварню. Завести дружбу с виночерпием. Или стряпками. Словом, получить доступ к яствам и питью князя…

А отец Ярослава принял посетителей лишь к исходу недели, в постный день - пятницу, что позволило ему по закону не выставлять на стол ни вина, ни мяса, ни птицу, - лишь одни овощи да каши, - и такой приём был, конечно, издевательством, оскорблял чувства старого боярина. О, ему пришлось вытерпеть многое, многое другое: и презрительный тон галицкого князя, и всё ту же тираду о незначимости патрикулы, на которой он клялся, и солёные шуточки об уме Изяслава. Галичанин ухмылялся похабно: «Ну, попробуйте, бляшки-киевляшки, отымите у меня все мои волости! На чужой каравай рот не разевай!» - и в конце швырнул чуть ли не в лицо перемышльцу крестоцеловальные грамоты. С тем вельможа и удалился.

В тот же вечер он с дружиной выехал из города, снова заночевал в Болшеве. Перед сном спросил у Берладника:

–  Что, не вышло? Тот сказал загадочно:

–  Может, вышло, может, и нет. Скоро мы узнаем.

И действительно: рано утром в горницу к боярину заглянул слуга:

–  Батюшка, мой свет, там внизу во дворе дожидается твоей милости нарочный из Галича.

–  Али что случилось?
– удивился учитель.

–  Ой, случилось, случилось, страшно произнесть!

–  Ну, давай, говори скорее.

–  Вроде князь помре.

–  Как это - помре? Я же полдничал с ним вчерась.

–  Ой, не знаю, не знаю, наше дело холопское.

Неожиданная мысль посетила наставника. Он дрожащей рукой надавил на тайную кнопочку своего знаменитого перстня. Щёлкнула пружинка, изумруд откинулся. И под ним яда не было.

–  Господи, - прошептал старик.
– Да когда ж Иван у меня его выкрал? Не во сне ли? Ах, какой проказник! Вот ведь оголец!..