Серебряный век. Лирика (сборник)
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:

13

Коктебель

Как в раковине малой – Океана Великое дыхание гудит, Как плоть ее мерцает и горит Отливами и серебром тумана, А выгибы ее повторены В движении и завитке волны, – Так вся душа моя в твоих заливах, О, Киммерии темная страна, Заключена и преображена. С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я – душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась По складкам гор, по выгибам холмов. Огнь древних недр и дождевая влага Двойным резцом ваяли облик твой, – И сих холмов однообразный строй, И напряженный пафос Карадага, Сосредоточенность и теснота Зубчатых скал, а рядом широта Степных равнин и мреющие дали Стиху – разбег, а мысли – меру дали. Моей мечтой с тех пор напоены Предгорий героические сны И Коктебеля каменная грива; Его полынь хмельна моей тоской, Мой стих поет в волнах его прилива, И на скале, замкнувшей зыбь залива, Судьбой и ветрами изваян профиль мой. 6 июня 1918

14

Акрополи в лучах вечерней славы. Кастилий нищих рыцарский покров. Трояды скорбь среди немых холмов. Апулии зеркальные оправы. Безвестных стран разбитые заставы. Могильники забытых городов. Размывы, осыпи, развалины и травы Изглоданных волною берегов. Озер агатовых колдующие очи. Сапфирами увлажненные ночи. Сухие русла, камни и полынь. Теней Луны по склонам плащ зубчатый. Монастыри в преддверии пустынь, И медных солнц гудящие закаты… 24 октября 1916

15

Пустыня

И я был сослан в глубь степей, И я изведал мир огромный В дни страннической и бездомной Пытливой юности моей. От изумрудно-синих взморий, От перламутровых озер Вели ступени плоскогорий К престолам азиатских гор, Откуда некогда, бушуя, Людские множества текли, Орды и царства образуя Согласно впадинам земли; И, нисходя по склонам горным, Селился первый человек Вдоль по теченьям синих рек, По тонким заводям озерным, И оставлял на дне степей Меж чернобыльника и чобра Быков обугленные ребра И камни грубых алтарей. Как незапамятно и строго Звучал из глубины веков Глухой пастуший голос рога И звон верблюжьих бубенцов, Когда, овеянный туманом, Сквозь сон миражей и песков, Я шел с ленивым караваном К стене непобедимых льдов. Шел по расплавленным пустыням, По непротоптанным тропам, Под небом исступленно-синим Вослед пылающим столпам. А по ночам в лучистой дали Распахивался небосклон, Миры цвели и отцветали На звездном дереве времен, И хоры горних сил хвалили Творца миров из глубины Ветвистых пламеней и лилий Неопалимой купины. 19 ноября 1919. Коктебель

«Себя покорно предавая сжечь…»

Себя покорно предавая сжечь, Ты в скорбный дол сошла с высот слепою. Нам темной было суждено судьбою С тобою на престол мучений лечь. Напрасно обоюдоострый меч, Смиряя плоть, мы клали меж собою: Вкусив от мук, пылали мы борьбою И гасли мы, как пламя пчельных свеч… Невольник жизни дольней – богомольно Целую край одежд твоих. Мне больно С тобой гореть, еще больней – уйти. Не мне и не тебе елей разлуки Излечит раны страстного пути: Минутна боль – бессмертна жажда муки! 20 марта 1910

Два демона

1
Я дух механики. Я вещества Во тьме блюду слепые равновесья, Я полюс сфер – небес и поднебесья, Я гений числ. Я счетчик. Я глава. Мне важны формулы, а не слова. Я всюду и нигде. Но кликни – здесь я! В сердцах машин клокочет злоба бесья. Я князь земли! Мне знаки и права! Я слуг свобод. Создатель педагогик. Я – инженер, теолог, физик, логик. Я призрак истин сплавил в стройный бред. Я в соке конопли. Я в зернах мака. Я тот, кто кинул шарики планет В огромную рулетку Зодиака! 1911
2
На дно миров пловцом спустился я – Мятежный дух, ослушник высшей воли. Луч радости на семицветность боли Во мне разложен влагой бытия. Во мне звучит всех духов лития, Но семь цветов разъяты в каждой доле Одной симфонии. Не оттого ли Отливами горю я, как змея? Я свят грехом. Я смертью жив. В темнице Свободен я. Бессилием – могуч. Лишенный крыл, в паренье равен птице. Клюй, коршун, печень! Бей, кровавый ключ! Весь хор светил – един в моей цевнице, Как в радуге – един распятый луч. 7 февраля 1915 Париж

Елена Гуро (1877–1913)

«Радость летает на крыльях…»

Радость летает на крыльях, И вот весна, Верит редактору поэт; Ну – беда! Лучше бы верил воробьям В незамерзшей луже. На небе облака полоса – Уже – уже… Лучше бы верил в чудеса. Или в крендели рыжие и веселые, Прутики в стеклянном небе голые. И что сохнет под ветром торцов полотно. Съехала льдина с грохотом. Рассуждения прервала хохотом. Воробьи пищат в весеннем Опрокинутом глазу. – Высоко. 1910

Слова любви и тепла

У кота от лени и тепла разошлись ушки. Разъехались бархатные ушки. А кот раски-ис… На болоте качались беловатики. Жил-был Ботик-животик: Воркотик Дуратик Котик-пушатик. Пушончик, Беловатик, Кошуратик – Потасик… 1910

«А теплыми словами потому касаюсь жизни…»

А теплыми словами потому касаюсь жизни, что как же иначе касаться раненого? Мне кажется всем существам так холодно, так холодно. Видите ли, у меня нет детей, – вот, может, почему я так нестерпимо люблю все живое. Мне иногда кажется, что я мать всему. 1910