27 Мельгунов С. П. Красный террор в России, 1918-1923. МСП “PUICO”, “PS”. С. 66. В марте 1921 г. “за особые труды” Землячка получила орден Красного Знамени. В 1963 г. ее именем была названа Большая железнодорожная улица Киева. См.: Сарбсй В. Славка більшовичка / / Молода гвардія. 1976. 7 квіт.; Вулиці Киева. К., 1995. С. 82-83.

28 Виновник ноябрьских расстрелов / / Последние новости. Париж, 1921. 28 июля. № 392. С. 3.

Нелишне напомнить здесь резолюцию первой Всеукраинской конференции “Реввоентрибуналов” по докладу председателя “Реввоентри-бунала ВСУ" (22—25 февраля 1921): “Отменой расстрела в январе 1920 года Советская власть показала всему миру, что смертная казнь не связана с существом диктатуры пролетариата и что этой чрезвычайной мерой репрессии трудящиеся вынуждены пользоваться как средством борьбы, посколько (sic) к этому вынуждает сама буржуазия”26. (Речь идет о постановлении Совнаркома РСФСР от 19января 1920 года27.) Не лишено интереса, что 2 февраля 1920 г. Всеукрревком (подписи Петровского, Затонского, Гринько и др.) принял решение, в отличие от РСФСР, все-таки не останавливаться “ни перед какими мерами, вплоть до применения системы красного террора”28. Вскоре отменили соответствующее решение и в России. Лацис писал: “Но мы снова заявляем, что как только нам удастся окончательно сократить вражеские шайки, мы снова откажемся от применения расстрела, если только контр-революционеры нас снова к этому не вынудят (sic)”29. Упомянутое постановление не распространялось также на зону боевых действий.

ПОСЛЕДНЯЯ ОБИТЕЛЬ. КРЫМ, 1920-1921 ГОДЫ

Если зарегистрированного даже не убивали сразу, сама регистрация влекла за собой “заведение дела”, осуществлявшееся в виде особого учета. В течение нескольких лет происходил “затяжной отбор кадров”, в результате чего, как констатировал официальный документ, в армии и на флоте был подобран “наиболее ценный и испытанный командный состав”. 11 февраля 1925 г. появилось постановление ЦИК и СНК СССР “О снятии с особого учета некоторых категорий бывших белых офицеров и военных чиновников”. Индульгенцию получили, понятно, далеко не все. Снимавшихся с учета категорий было всего две. Постановление касалось бывших белых офицеров и воинских чиновников:

• находящихся к моменту издания настоящего постановления в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Рабоче-Крестьянского Красного Флота;

• награжденных орденами Красного или Трудового Знамени — как служащих в Красной Ар-

32 Лацис (Судрабс) М. Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контр-революцией. С. 19.

мий и Красном Флоте, так и находящихся в запасе30.

Разумеется, это постановление также действовало лишь “до особого распоряжения” и пожизненной охранной грамотой не являлась. Между тем имеются конкретные примеры ее применения. Так, не ранее 1920 года Особый отдел взял в Одессе на учет Александра Александровича Гаевского как офицера царской армии. С этого учета его сняли, вероятно, лишь вследствие упомянутого постановления, — 30 декабря 1925 г. Дело на него, № 24252, было прекращено34.

Много лет спустя, в 1955 г., сын Вернадского, видный историк русской эмиграции Георгий Вернадский записал со слов сестры: “В Симферополе осталось много офицеров Врангелевской армии, не поспевших на посадку на пароходы в Севастополь. Отец распорядился немедленно выдать им (по словам сестры их было около 200 человек) свидетельства, что они студенты Таврического университета — и этим спас их. Но слух об этом, очевидно, пошел по городу и как только пришли большевики, на квартиру родителей пришел чекист. Отца не было дома, была только мать. Сестра пришла домой

33 Собрание законов и распоряжений. 1925. Отдел первый. 18 февраля. № 8. С.129.

34 ЦГАОО Украины. № 49896 ФП / кор. 975. Л. 5.

во время разговора матери с чекистом. Чекист говорил, что ему известно, что выданы были студенческие свидетельства офицерам и, очевидно, требовал “сознания” (и выдачи имен), угрожая, что в противном случае отца расстреляют. Ниночка говорит, что она никогда не видела мать (всегда выдержанную, мягкую и вежливую) в таком состоянии. Лицо ее было в красньк пятнах, она топала ногами и кричала чекисту: “Вон!”. Тот так и ушел”31.

Несмотря на то, что расстрелы Белы Куна и Землячки вызвали даже какую-то ревизию, регистрация и проверка населения в Крыму после этого не уменьшилась, не сузилась, а наоборот, расширилась. Когда миновал ажиотаж первых дней, начали вылавливать по анкетам. Сквозь узенькое ситечко чекисты пропустили все свежее, вновь прибывшее население Крыма. В деле Марии Васильевны Бразоль сохранилась заполненная 21 декабря 1920 г. “Анкета для регистрации лиц, прибывших в Крым после 1917 года”32. Иначе говоря, после проверки военных и произведенной после этого ревизии были проверены также все гражданские лица. Новую власть интересовали все, от нее бежавшие.

Зарегистрировав население, прибывшее в Крым после 1917 г., власть получила, таким образом, информационную основу, на которой можно было устроить новую чистку33. На экстренном заседании Политбюро ЦК КП(б)У от 30 июня 1921 г. рассматривался вопрос о Севастополе. В протоколе записано: “О Севастополе. Обратиться к Крымскому Областному с предложением произвести чистку в Севастополе от контрреволюционных элементов. Настоящее постановление поручается провести т. Фрунзе в ЦК РКП”34. Расстрелы в Крыму, считается, прекратились в октябре 1921 г., — с конца лета там неистовствовал голод35.

Будто непосредственно о крымской эпопее советский доктор юридических наук, историк юриспруденции

В. М. Курицын писал в 1972 году: “[...] даже в самые острые моменты гражданской войны Советская власть не только стремилась обеспечить в полном объеме права и свободы трудящихся, но и добивалась того, чтобы даже представителям враждебных классов были предоставлены определенные правовые гарантии, чтобы никто не был привлечен к ответственности без вины”36. Очень трогательное заявление.