Кто-то непроизвольно ахнул – впереди, за кочками, с грохотом лопнул болотный пузырь. Испуганная живность – мелкие птицы, лягушки, тритоны – опрометью бросилась в разные стороны. А в трясине снова надулся пузырь – совсем рядом с гатью. Что это – простое совпадение? Может быть… а может, и нет! Чем дальше от башен, тем больше тварей.

Рат мог бы просто пройти мимо, но тогда какой же он бы был проводник? Если в болотной жиже прячется какая-то тварь, то…

…то надо не бояться показаться смешным, а действовать!

Замедлив шаг, парень поудобнее перехватил слегу, примерился… и изо всех сил ударил по пузырю.

Раздался хлопок, вокруг полетели бурые вонючие брызги. Проводник не унимался, тут же метнув в разверзшуюся трясину один из ломких, не годных ни на что, кроме метания, ножей.

Послышался вопль, болотина разъяренно зашипела, и прямо в лицо Ратибору вылетела из болотной жижи большущая – толщиной в две руки – змея!

Ага! Не на того нарвалась, тварюга! Рат ведь чего-то такого и ждал, и не зря.

Взмахнув мечом, юноша ловко отрубил гадине голову… глянул…

Это оказалась вовсе не голова! Да и не змея это была, а усеянное присосками щупальце гигантского осьминога.

Еще три таких же с шипением вырвались из трясины, одно Рат разрубил, но два других схватили волхва Велимира.

Тот, впрочем, тоже оказался не лыком шит – выхватив кинжал, принялся колоть щупальца с остервенением разъяренного тура. Полетели во все стороны кровавые брызги, а из болота снова выскочили щупальца – на это раз ухватив двоих носильщиков. Болотная тварь оказалась ненасытной и нечувствительной к боли, и Рату казалось, что на месте отрубленных щупалец тот час же вырастают новые! Воевать с ними было бы напрасно, надо было срочно предпринять что-то другое, куда более эффективное. Юноша быстро сообразил – что.

Наклонился, вытащил плетень – часть гати, – бросил его в трясину и, с мечом в руках прыгнул, на ходу переворачивая клинок вертикально, острием вниз. И ударил изо всех сил, едва только ноги его коснулись гати.

Рат уже хорошо видел, куда бил – в мягкую желеобразную голову, в опоясанный множеством немигающих глаз мозг-студень.

Н-на-а!!!

Открылся в предсмертном крике рот-клюв, сшибив пару человек, дернулись в конвульсии щупальца… дернулись и бессильно опали.

– Вот ведь подлая тварь! – сбрасывая с себя остатки слизи, выругался Велимир. – Сразу не напала, выжидала, таилась. Ходи теперь весь в грязи.

Вытерев окровавленный клинок об осоку, Ратибор убрал его в ножны и только сейчас ощутил, как сильно вспотел. Упарился в кольчуге, да и солнце разжарило, словно летом. Ничего, к вечеру – остров. Там можно и отдохнуть, и напиться холодной чистой водицы и сполоснуться в ручье. А волхв бы мог, кстати, и поблагодарить за свое спасение. Да-а, дождешься от него, недаром друг Сгон высказывался о жрецах крайне неуважительно – мол, всегда себе на уме, рука руку моет.

В полдень Рат объявил первый привал. Выставив часовых, все уселись на небольшом голом островке посреди болотной топи, да, не разжигая костров, наскоро перекусили взятыми с собою припасами. Сам Ратибор нарочно уселся на кочку рядом с волхвом – уж больно хотелось парню заиметь в друзья хотя бы среднего извода жреца, хоть кто-то, может, вставил бы словечко, когда б зашел разговор о свадьбе Рата и Ясны. Хоть кто-то бы…

– А хороший сегодня денек, не обманула старица.

Волхв не ответил. На его бесстрастно-желтом крысином лице не дрогнул ни один мускул. Словно бы и не к жрецу обращались… Так ведь и в самом деле – не обращались, Ратибор просто так сказал, вслух. Думал, Велимир поддержит разговор – просчитался. Ладно! Придется ждать до вечера, до ночлега – на отдыхе надо попытаться разговорить волхва, в дороге чесать языками некогда.

– Закончили перекус! Поднимаемся! – встав на ноги, скомандовал Рат. В пути – на переходе – все зависело от него, а жрец был так, для общего пригляду.

И снова под ногами болотная жижа, и неустойчиво-скользкие колья гати, и условные знаки, которые надо было еще разглядеть. Приметные деревья, зарубки, разноцветные лоскутки на ветвях – все это подсказывало проводнику многое. Высокая, в два человеческих роста, осока с острейшими кромками ближе к вечеру сменилась красными и желтыми папоротниками – чуть пониже осоки, но все же – довольно высокими. Стало заметно суше, тропинка расширилась, и вот уже вдалеке показался знакомый всем путникам остов древнего судна. Огромный, ржавый, он лежал на берегу, завалившись на бок, словно выброшенный на берег кит, о котором рассказывалось в древних книгах. Матушка Рата называла этот корабль самоходной баржей и, смеясь, предполагала, каким образом судно могло оказаться на небольшом острове среди непроходимых болот – то ли просто высохла, заболотилась, обмелела река, то ли в давние времена постарался пьяный шкипер.

Завидев корабль, путники приободрились, словно фенакодусы, почуявшие родную конюшню. Для многих переход был труден, не говоря уже об опасности, кое-кто из молодых воинов уже еле-еле передвигал ноги.

Рат хмыкнул: наберут детей в войско, потом думай – что с ними делать.

Даже немытый мальчишка на закорках дюжего носильщика, и тот тяжело дышал, хотя, казалось – с чего бы? Ведь не сам шел – несли. Как его звали, Рат не знал, и узнать вовсе не стремился – зачем? Парнишке все равно осталось жить лишь до утра. Так было принято. Так было надо. И никто не собирался спорить с давно налаженным порядком вещей.