Зайцев тоже смотрел на карту.

«Удивить решил, - неприязненно думал он.
– Далеко ли до Медвежьего? Вот прошел бы, как я, с конвоем из Америки! Ему такое даже не снилось».

Но из деликатности спросил, делая ударение на «ты»:

–  Так ты на тральщиках начинал войну?

–  Нет, начинал на суше командиром батальона.

Зайцев усмехнулся:

–  Ты же тактики сухопутной не знаешь!

–  В этой обстановке ни с чем не считались, немец был в восемнадцати километрах от Мурманска. Наспех собрали батальон добровольцев и с марша в бой бросили. Немцев отбили. Ну и наших много полегло.

–  Матросы, известное дело, народ отчаянный.

–  Там были не одни матросы. Рабочие мурманских заводов, коммунисты, комсомольцы и даже уголовники из исправительно-трудовых лагерей. С финскими ножами в атаку шли.

Зайцев удивленно посмотрел на Максимова:

–  Не понимаю, как вы решились, ведь все-таки они заключенные?

–  Мы с ними обращались как с советскими людьми, и они в этой обстановке не могли оказаться подонками. Ни один из них не дезертировал, не продался немцам. Тех, что остались живы, потом в разведроту свели, и они до сих пор на Рыбачьем воюют. Много силы в нашем народе, и даже там, где мы не догадываемся.

–  Верно! Только нас вокруг пальца обвели.

Максимов насторожился:

–  Кто обвел?

–  Немцы, конечно…

Максимов согласился:

–  Да, внезапность сыграла свою подлую роль.

Зайцев прищурился:

–  Откуда тебе приснилась внезапность? Запомни, разговор между нами.
– Он оглянулся.
– Никакой внезапности не было и в помине. Просто Гитлер нас околпачил.

–  Ты откуда это знаешь?

–  Из самых надежных источников. В Америке служил с нашим бывшим помощником военно-морского атташе в Германии. Рассказывал такое, что у меня волосы

. дыбом поднимались. Они еще весной сорок первого года сообщали в Москву: дескать, к нашей границе подтягиваются немецкие войска, и даже примерно называли дату вторжения. А им знаешь что отвечали? «Не поддавайтесь на провокацию!» Дурость, а не внезапность!
– сердито проговорил Зайцев и принялся набивать трубку.

–  Сейчас у нас нет времени на пересуды. Кончится война, тогда разберемся.

Зайцев деланно рассмеялся:

–  Брось, кто будет разбираться? Победителей не судят!
– И посмотрел на часы.
– Пойду, пожалуй. Я неплохо устроился в общежитии.

–  Зачем в общежитие? Можешь остаться у нас. Отдохнешь, а утром переселишься к себе на корабль.

Максимов позвонил на вахту и приказал приготовить свободную каюту.

Он почувствовал облегчение, когда за Зайцевым захлопнулась дверь.

Зайцев долго не мог уснуть. Как только он закрывал глаза, ему чудилось, что налетает волна и под ее напором корпус корабля скрипит, скрежещет. Он открывал глаза. При свете настольной лампы отчетливо виднелись предметы: чернильный прибор, коленкоровые корешки книг. Он пытался прочесть названия: «Лоция Баренцева моря». «Навигационные приборы». «Чехов».

Буквы прыгали. Постепенно качка успокаивалась, и тогда буквы выстраивались в ряд: «Избранные произведения».

Он просыпался и никак не мог привыкнуть к тому, что очутился один в незнакомой каюте, погруженной в полумрак и тишину. Смыкал глаза и невольно думал о Максимове. Служба с ним ничего хорошего не сулит. Видать, хлебнул горя немало. Есть, конечно, в этом его, Зайцева, вина, но то была лишь капля в море. Не он, так другой написал бы для Кормушенко все, что тот требовал. Да черт с ним, с Максимовым! Что он, друг или брат, чтоб из-за него казниться?

Зайцева беспокоило не только и не столько то, как сложатся его отношения с Максимовым, сколько волновал вопрос, справится ли он на новом посту. Пока служил помощником на Дальнем Востоке, а потом в Америке, ему все время казалось, что ценные качества умирали в нем.

Он повернулся лицом к переборке, закрыл глаза и уткнулся в подушку. В его усталом мозгу промелькнули обрывки каких-то воспоминаний: вход в шлюз Панамского канала, кок, подбрасывающий в воздух белую шапочку, крики «ура» и командующий третьей подводной эскадрой, высокий улыбающийся американец, с бокалом в руке: «За его величество Сталина!» Все оживились, зашумели и потянулись с бокалами к Зайцеву.

И еще вспомнился ему высокий улыбающийся американец там же, на приеме, непрерывно пускавший под потолок ровные колечки дыма. Он был капитаном без парохода, в шутку называл себя «вдовцом» и охотно рассказывал всем историю, приключившуюся с ним в Атлантике, когда немецкая бомба попала в судно. Тогда он распорядился спустить шлюпки и приказал команде оставить горящий пароход. «Вы, наверное, могли потушить пожар и спасти судно?» - поинтересовался Зайцев. Капитан рассмеялся: «Пароходная компания получит страховку, а мне ни холодно ни жарко. Зачем рисковать? За это денег не платят».