— Ты с ума сошел, мой мальчик. Твое вожделение пугает, равно как и твоя жестокость.

Хавьер осторожно выбирал слова, стараясь не разбудить в Люке ярость, но тот озадачил его, весело рассмеявшись.

— Это мне говорит человек, — сказал он, — который пустил пулю в лоб своему первому помощнику за то, что он переспал с его любовницей, а саму девицу задушил подушкой.

— О, прекрасная Мия, — усмехнулся Хавьер, вспоминая рыжеволосую красотку с восхитительным задом и умелыми руками. — Напомню, что она являлась шлюхой, от которой легко было избавиться, потому что о ней никто, кроме бывших клиентов, не вспомнил бы. Полина же, как и те, кого ты намерен уничтожить, принадлежит к высшему обществу. Здесь сложнее скрыть следы, ибо эти люди всегда на виду, следовательно, любое происшествие с ними получит широкую огласку. Я даже в Аргентине слышал о смерти Алекса Фреймана.

— Ты об этом узнал от меня, — улыбнулся Люк, хлопнув Хавьера по коленке. — В любом случае не волнуйся. Планы изменились, и я не намерен дарить газетам сенсации.

— Люк, нельзя обладать тем, что тебе не принадлежит, — сказал Хавьер, внимательно проследив за Жаком, который подошел к окну и выглянул наружу. — Когда ты поймешь это, наконец?

— Скажи, разве Нина принадлежала тебе? Нет. Но ты сделал все, чтобы получить ее, не так ли?

— Все верно. Разница в том, что она любит меня и не знает, на что я пошел, чтобы стать частью ее жизни. Полине, благодаря мне, известно, какую роль ты сыграл в ее судьбе. И она не простит тебя.

— А мне не нужно ее прощение, — ответил Люк. — Мне нужна она. Все остальное меня не волнует. — Он поднялся и, прищурившись, оглядел старика, оставшегося сидеть на диване.

— Я ведь тебе тоже больше не нужен, — сказал Хавьер.

Он ждал ответа, впервые в жизни испытывая страх. Показалось, что Жак сейчас вытащит пистолет из-под пальто и выстрелит ему в грудь. От предчувствия нечто ужасного перехватило горло, Хавьер попытался глубоко вдохнуть, но не смог.

— Успокойся, — Люк присел рядом и приобнял его за плечи. — Я не убиваю тех, кто помогает. К тому же ты — мой друг. Но если ты когда-нибудь перейдешь мне дорогу, не сомневайся, рука моя не дрогнет. — Он потянулся к карману пальто и вытащил длинную узкую коробку с эмблемой известного ювелирного дома. — Передай Нине подарок от меня. Хотел застать ее, специально для этого и приезжал. Вовсе не для того, чтобы убить тебя.

— А Руа зачем взял? — не удержался от этого вопроса дон Хавьер и заметил, как в мягкой улыбке растянулись губы Жака. — Чтобы продемонстрировать, кто станет свидетелем моего последнего вздоха, если я нечаянно ошибусь?

— Теперь он всегда со мной, — просто ответил Люк и поднялся. — Нам пора уходить, иначе Жак пропустит важную встречу, — усмехнулся он.

В дверях раздался шум, через мгновение в комнату вбежала румяная от морозного воздуха девочка, на ходу снимая с себя шапку и короткую шубку. Следом за ней вошла Инес, молчаливо осмотрелась, сухо кивнула Жаку и бросила на Хавьера вопрошающий взгляд, словно выясняла, все ли в порядке.

— Люк! — радостно воскликнула Нина, бросившись в объятия. — Ты здесь!

— Боже, как ты выросла. — Он подхватил ее на руки и крепко прижал к себе, покрывая поцелуями холодные щеки. — Моя красавица, я так рад тебя видеть.

Хавьер услышал столько нежности в его голосе, что смутился и прикрыл лицо ладонями, пряча от присутствующих увлажнившиеся от нежданных слез глаза. Сейчас Люк напомнил ему прежнего себя, еще не сломленного, восхищающего силой и любовью к жизни. Жаль, что того мужчины больше нет, но в этом был виновен лишь один человек, который вскоре будет наказан. Нынешний Люк не простит женщину, разбившую сердце и вырвавшую человечность из его груди.

Выйдя из отеля, Полина бесцельно шла по улице мимо ярко светящихся витрин магазинов, вывесок кафе, приглашающих войти внутрь, прохожих, веселящихся с друзьями и радующихся приближающимся праздникам. Ноги куда-то вели ее, словно пытались успеть за мыслями в голове, беспорядочными и страшными. Создавалось впечатление, что с момента разговора с Хавьером прошли годы, зато короткую ссору с Тоней Полина снова и снова проживала в голове, словно она происходила прямо в эту минуту. Мысленно ругаясь с подругой, она придумывала все новые обвинения и чувствовала, что ненавидит ее настолько, что мечтает больше никогда не видеть. Она и представить не могла, что Тоня окажется способной на подобные действия. Ее лучшая подруга, мягкая и лояльная к ошибкам людей, умеющая сострадать и любить, нежная и добрая, с невероятной жестокостью выступила в роли всемогущего, позволив себе право решать, кому жить, а кому умирать. Она ни у кого не попросила помощи или совета, самостоятельно вынесла приговор Литвину и призвала Конрада в качестве исполнителя своего решения.

Сейчас Полина не понимала, насколько в опасном положении оказалась Тоня, когда ей пришлось сделать выбор в пользу той, которую любила и боялась потерять. И пусть ее поступки можно было назвать сумасшедшими, безжалостными и даже подлыми, она все же спасала Полину от угроз Конрада и Хавьера, обещавших причинить боль ей и ее семье. Бывает, что ситуация складывается таким образом, что из всех предложенных вариантов лишь один оказывается верным, но именно он является самым жестоким, кардинально меняющим жизни тех, кто участвует в этой страшной игре. Одни погибают, другие выживают благодаря суровым решениям людей, берущих на себя ответственность за происходящее. Сама Полина наверняка сломалась бы под тяжестью подобного груза, но не осознавала этого, считая, что решения в таких вопросах даются легко и однозначно. Нельзя чью-то жизнь считать менее важной, размышляла она, и отнять ее только потому, что того требуют обстоятельства.

Но путем долгих и мучительных раздумий она все же пришла к выводу, насколько тяжело было Тоне, пытающейся в одиночку решить проблемы, с которыми справился бы не каждый человек, даже самый сильный и принципиальный. К тому же осознала, что пошла бы на любую сделку, если бы от нее зависела жизнь и благополучие братьев, выполнила бы все условия, лишь бы увидеть их живыми и невредимыми. И тем не менее Полина чувствовала, что ненависть, которая столь быстро вспыхнула к Тоне, не желает уходить. Вот такой парадокс: мадам Матуа не умела прощать близким людям недостатки и ошибки, которые были свойственны ей самой. Но все же душа Полины быстро смягчалась, сострадание и чувственность, присущие ей, не давали гневу разгуляться на полную мощность, искали пути изменения ситуации, возможность наладить отношения и все вернуть в прежнее русло, к миру и спокойствию, которые она привыкла видеть в своей семье. А Тоня являлась частью ее семьи, не менее важной, чем братья, любовь к которым была безусловной и не исчезла бы в одну минуту, стоило им ошибиться.