Шрифт:
Война приближалась… В чьих она интересах?
Крестьяне сжали и убрали в амбары хлеб. На лугах паслись волы и кони. Царские комиссии приходили их осматривать. Крестьяне глядели подозрительно: они уже знали, что означает реквизиция.
Кто предполагал, что все произойдет так быстро и неожиданно?
Фердинанд мечтал пить кофе в турецкой столице. Манию величия ему заботливо привили австрийские правители. Он считал, что настал час принять титул императора. Он уже видел себя на белом коне, слышал гром пушек и крики солдат. Видел, как падают крепостные стены Константинополя и турецкие паши склоняются ниц.
Кто может укротить этого человека?
— Вперед! Смерть или победа! — кричали верноподданные, вопили стамболовисты, народняки [14] , широкие социалисты. Чистый народный порыв освободить порабощенных братьев в Македонии заглушался воем шовинистов. Против войны выступала только Болгарская рабочая социал-демократическая партия тесных социалистов. Еще в 1911 году Георгий Димитров писал в своей статье «Надо быть готовыми»: «Националистически и шовинистически настроенная буржуазия ведет к войне, рабочий класс должен объединиться, сомкнуть свои ряды для достижения мира на Балканах».
14
Стамболовисты — сторонники партии крайней реакции, созданной Стамболовым. Народняки — представители другой реакционной партии, так называемой «Народной партии».
15 августа 1912 года был созван XIX съезд партии в городе Русе. Партия на этом съезде заявила, что она «гневно протестует против преступной агитации буржуазных партий за новую войну с Турцией, что такая война сегодня принесет, рабочему классу и народам Балканских стран только страшное разорение, еще большую нищету и новое рабство под игом больших капиталистических держав».
Съезд завершился трехдневными демонстрациями на улицах Русе. На демонстрации вышли горожане и крестьяне из окрестных селений. Перед демонстрантами выступили ораторы. Они агитировали против войны, против безумной политики так называемых «патриотов»… Призывали к образованию балканской федеративной республики [15] . Три дня на улицах Русе звучал «Интернационал», развевались красные знамена, слышались возгласы:
15
В. И. Ленин и большевики поддерживали тогда стремление тесняков создать балканскую федеративную демократическую республику, рассматривая идею федерации как один из лозунгов, направленных на борьбу с шовинизмом, на свержение монархического строя и разрешение национального вопроса на Балканах. «Действительная свобода славянского крестьянина на Балканах, как и крестьянина турецкого, — писал В. И. Ленин, — может быть обеспечена только полной свободой внутри каждой страны и федерацией вполне и до конца демократических государств» (Сочинения, т. 18, стр. 324).
— Долой войну! Мы не хотим войны!
Но война вспыхнула.
Фердинанд и все его окружение, которое кричало, что оно готово умереть во имя победы, послали умирать других. Сами же остались в тылу ожидать падения турецкой столицы — Константинополя.
Но Константинополь не пал. Война с Турцией перешла в войну между союзниками — Болгарией и Сербией. Союзники по войне с Турцией передрались между собой. И это было естественно, так как это была война за интересы эксплуататоров, царей и королей, а не война народа за свое народное дело. Народ мер от холеры и голода в тылу и от пуль на фронте.
В эту тяжкую пору семью Димитрова постигло несчастье. С фронта пришло сообщение о том, что убит сын Костадин. Склонившись над ткацким станком, плакала мать, а старый Димитр в тот день долго не мог продеть нитку в иглу. Он сразу сдал. Через несколько дней слег в постель. Сердце его не могло вынести огромной утраты. Зиму он кое-как продержался. Весной болезнь снова его свалила.
Потеряв одного сына, старый Димитр все больше беспокоился за Георгия. Димитр то и дело поглядывал на дверь и спрашивал;
— Не вернулся ли Георгий?
А Георгий, как на грех, настолько был занят, что не мог бывать дома.
Здоровье отца ухудшалось со дня на день. 5 июня 1913 года Димитр Михайлов скончался. Ночь. В комнате полутемно. Над кроватью тускло светится лампочка. Вокруг молча сидят дети, мать, Люба. Такой тишины еще никогда не было дома. Но вот скрипнула дверь, и в комнате появился Георгий, бледный, усталый. Никого не спрашивая, он сразу понял, что случилось. Молча подошел ж постели. Да и что можно было сказать в такой час?..
— Очень хотел тебя видеть, — нарушила молчание мать, — все спрашивал о тебе…
— Ты знаешь, какие у меня дела, мама, не мог вовремя прийти. И мне хотелось его увидеть, успокоить в последний его час… Жалко отца, жалко Косту. Надо терпеть, как терпят сейчас многие, в чью жизнь ворвалось столько бедствий…
Послышался стук в окно. Мать спросила:
— Кто?
— Свой, — ответил хриплый голос, — откройте.
Георгий кивнул: «Можно». Люба открыла, и в комнату вошел молодой человек. С фуражки, с пальто его стекала дождевая вода.
— Что случилось? — спросил Георгий.
— Принес важное письмо, товарищ Димитров.
Молодой человек снял фуражку и извлек из нее конверт. Димитров прочел и, ни слова не говоря, начал одеваться. У порога тихо сказал матери:
— Прости, не могу остаться на погребение…
Мать понимающе наклонила голову. Георгий надел кепку, постоял и, обращаясь ко всем, сказал:
— Не плачьте.
Обнял мать и Любу, попрощался с братьями и сестрами и быстро вышел.
Дождь усилился. Димитров поднял воротник пальто и широко зашагал по ночной улице. На душе его было горько. Он думал об отце, о брате, оставившем кости свои где-то на боевом поле.