Шрифт:
17.20… Оставшимся на левом берегу Трубежа монголам удалось компактно собраться у самого брода… Олег упал! Феликс, Олег упал!!
Оказавшись на земле, Олег первым делом попробовал вытащить из-под конского трупа свою секиру, но не мог. Помочь ему было некому: вокруг уже не осталось своих. Двадцать минут он не командовал и не подавал пример, как надо действовать, – и бой превратился в свалку, и монголы сразу же воспользовались численным превосходством.
17.35… На плацдарме у южного брода монголы очень грамотно себя повели. Они закрыли его зонтиком из стрел с правого берега Трубежа и перебили всех русских дружинников, которые не сообразили выбраться за пределы обстреливаемой зоны. Теперь ордынцам никто не мешает, и они в полном порядке отходят через реку к основным силам.
Отходили не все. Двое телохранителей монгольского командира развернулись и направили своих коней в сторону Олега, одновременно опуская копья.
Олег вздохнул, отпустил рукоятку неподдавшейся секиры и хлопнул по шее Сполоха, чтоб тот убирался подальше. Потом опустился на колено, упер щит нижним углом в землю, устроил к нему из обломка копья упор, еще долгих три секунды размышлял, какое из нацеленных на него копий ударит первым. И даже успел решить, что все равно не проткнут, так затопчут.
Но тут где-то позади тренькнула тетива, затем, почти без перерыва – снова. И этот звук Олег узнал. Не мог не узнать. В нем действительно было что-то похожее на игру Стива Харриса и вой волка. Он помнил его с тех времен, когда вместе с Сигизмундом Орвицем, алхимиком Гуго фон Лихтенштейна 85 , впервые опробовал эту тетиву во дворе княжеского замка на краю Венского леса. Результат оказался бесподобным, и Орвиц, не переставая, хвалился перед Лихтенштейном. С его слов выходило, что он нашел-таки рецепт точности лука: трое суток вымачивать тетиву в слюне кабана, накануне покалечившего человека. Олегу эта легенда нравилась; он почтительно поддакивал, хотя пропустили тетиву через молекулярный модификатор, замаскированный под обычный для того времени кальцинатор алхимика, и она по своим качествам сравнялась с тетивой профессионального спортивного лука, изобретенного одиннадцатью веками позднее.
85
Гуго фон Лихтенштейн (Гуго фон Вайкерсдорф) женился на дочери графа Гадериха фон Лихтенштейн унд Медлинг (1130) и взял себе имя по названию замка, принадлежащего жене к югу от Вены. Впоследствии его далекие потомки купили феодальные владения, в настоящее время являющиеся государством Лихтенштейн.
Разглядеть пущенные с этой тетивы стрелы Олег не мог, но увидел результат: один из пораженных ордынцев неестественно наклонился в сторону, потянул, умирая, всем своим весом повод, его конь отвернул и промчался мимо. Второго – уже мертвого – прямо на Олега несла лошадь, но копье погибшего опускалось все ниже, потом воткнулось в землю, и монгола выбросило из седла. Лошадь чуть не потеряла равновесие, но все-таки удержалась на ногах. Олег не успел увернуться – удар!
Его отбросило метра на три, и после падения поначалу ему показалось, что голова лежит отдельно – шеи как будто не было. Наконец ощущения стали возвращаться. В ушах гудело, под веками появились красно-оранжевые молнии, во рту – вкус земли. Он открыл глаза и увидел Нормана, стоявшего шагах в ста от него рядом со Сполохом. Он держал наготове лук и поминутно переводил взгляд с монгольских всадников, еще оставшихся на левом берегу Трубежа, на Олега. Рядом с ним стояли три воина, по виду из испытанных ветеранов, но на Нормана глядели с исключительным уважением.
17.48… Черт!!! Вижу Нормана. Олег, выходит, так и не отправил его назад. Он и небольшая группа дружинников стоят перед южным бродом на границе зоны обстрела с правого берега Трубежа. Норман положил двух монголов, которые хотели добраться до места, где упал Олег. Еще двух! Олег поднимается! Только бы ему теперь под стрелы не попасть…
– И хорошо, что не отправил, – Феликс, не менее напарника удивленный, повесил на сук веревку, конец которой только что собирался сбросить вниз. – А то пришлось бы сейчас мне туда лезть, Олега вытаскивать. И не факт, что успел бы я.
18.12… Все монголы ушли с левого берега Трубежа. Заградительный обстрел прекращен, но лучники остались у самой воды, и если шевельнется какой-нибудь раненый, сразу начинают стрелять снова. И по чужим, и по своим, кажется…
Олег попытался подняться на четвереньки, но воткнувшаяся невдалеке ордынская стрела заставила быть осторожнее. Он пополз.
Голова гудела страшно. Да если бы просто гудела… Контузий, что ли, не было? Не впервой. Но так она не только гудит – чуть повернешь неаккуратно, и как будто внутри что-то раскаленное на мозг проливается. Глаза закроешь – хоть чуть-чуть легче. Так, ползем, ползем, аккуратно… Кто это орет как сумасшедший… Какой я, к черту, великий князь… И не дергай ты меня, ради бога, убью! Не дергай!
– Великий князь! Великий князь! Велит! Велит тебе! Велит тебе, боярин, возвращаться к войску.
Олег поморщился и приоткрыл глаза. За плечо его держал мальчишка, одетый в роскошный лазоревый плащ-корзно – Владимир, сын великокняжеского постельничего Георгия Всеславича. Отец отрока – пожилой, долго болеющий владимирский боярин – остался в столице, и паренек почти постоянно был рядом с князем Андреем. Тот учил его играть в шахматы и грозил плеткой, если мальчишка не прочитывал положенные ему на день четыре страницы из сочинения Владимира Мономаха 86 «О путях и ловах».
86
Владимир Всеволодович, великий князь киевский (1113—1125). Прозвище Мономах восходит к полулегендарному свидетельству, согласно которому его мать была дочерью византийского императора (с 1042) Константина XI Мономаха (ок. 1000—1055) из македонской династии. Княжение Владимира Мономаха – последний взлет Киевской Руси. При нем было нанесено решающее поражение половцам, которые удалились от русских границ; после мощного народного восстания в Киеве издан улучшивший положение низших слоев общества «Устав о резах», переписана «Повесть временных» лет – первый письменный источник по истории древнерусского государства. Автор двух дошедших до современности литературных произведений и одного эпистолярного.
Мальчишка был умненький и не трус. Но сейчас он был бледен и испуганно поглядывал на реку. Олег потихоньку, всем телом, чтобы не разбудить боль в голове, повернулся и посмотрел туда же.
Через Трубеж, помутневший, буро-желтый, опять переправились монголы. Олег понял это по звяканью оружия, скрипу доспехов, глубокому дыханию коней; до него дошло, что теперь он не может рассмотреть лица врагов. Что-то случилось с его зрением: он видел все как будто бы сквозь оконное стекло, о которое разбиваются и скатываются капли частого дождя. Через реку будто двигались не люди и кони, а коричневые тени с нечеткими контурами.