– Но что с ними? Забери Мятая луна!

– Капитан, я переживаю так же серьезно как вы. Даже, наверное, хуже. Ведь я специалист. И именно я не могу найти причину.

– Вы осмотрели их тела?

– Да самым тщательнейшим образом! И одежду тоже, разумеется. Нет ни следов ударов, ни укусов. Я ведь подозревал, что их цапнуло нечто специфически местное. Вообще конечно, не стоило этим механикам лезть в воду босяком.

– А воду на анализ?

– Ну брал, брал конечно. Вода, как вода. Обычная морская.

– Но ведь как-то они отравились? Может, съели чего-нибудь?

– Подобная версия тут же напрашивалась. Естественно, я послал фельдшера взять анализ со всех столовских блюд.

– Короче, мы имеем двух пораженных неизвестно чем механиков, кои уже несколько часов находятся в критическом состоянии, и попросту могут умереть неизвестно от чего? И к тому же, они ничего не могут рассказать, ибо постоянно бредят, да?

– Именно так, капитан Стат. И я совершенно не знаю, станет ли им лучше, или наоборот – в том плане, что им осталось недолго.

– Однако вы все же склоняетесь к тому, что это какой-то яд?

– Да, может нечто малоизвестное – либо, и даже точнее, вообще, неизвестное. Просто-таки микро-доза. Когда буквально пара-тройка молекул вызывает реакцию.

– А такое бывает, доктор Боборро? Это ж просто-напросто колдовство какое-то?

– Ну, значит, колдовство.

– Звезда-Мать Фиоль! Вы же офицер, Боборро Люмо. Мне что на счет выхода из строя двух двигателистов советоваться со жрецом Красного бога?

– Будем надеяться, что его черед здесь не настанет, капитан Стат. Но впредь, укажите нашему линейному инженеру – пусть его люди работают в спецодежде, как в условиях нормальной ядерной войны. Слишком они расслабились. И знаете еще что…

– Ну?

– Зря вы расстреляли пленного. Я же не могу проводить эксперименты на своих, так? А мыши у меня после той утечки – помните? – перемерли. Сейчас бы провести эксперимент, с водой и прочим, на ком-нибудь.

– А вы уверены, что тутошние яды, а тем более колдовство, будет для местных опасно?

– Нет, на счет ядов не уверен. А колдовать – не обучен.

– Ладно, док, занимайтесь больными, я пойду.

Сказать что Великий Дузек Нетонущий, Избранник Обеих Огненных Рыб и к тому же, лично выбранный Самой Толстой Огненной Рыбой был еще и неким великим гуманистом, опередившим свое время на пару-тройку циклолетий, будет наверное не очень правильно. Достаточно недавно жертвы плавающим по небу богам приносились вполне исправно. Это касалось как ритуальных жертвоприношений в период пришествия черверылов, так и спонтанных, в тиши тех этапов жизни острова, когда запас просоленного мяса слоно-китов заканчивался, и приходилось переходить на мясо не водоплавающего населения соседней Самой Высокой земли. Странное же нарушение привычных обычаев Самой Длинной земли имело совершенно личностные причины. Но стоит ли удивляться? Если уж у цивилизаций более развитого уровня всяческая блажь правителей может отражаться и на внутренней и даже на внешней политике, то что требовать от удаленных, никак не связанных с миром островных сообществ? Личностные причины заключались в том, что у Великого Дузека имелась дочь по имени Кодара. Родилась она от первой жены, зовущейся Гама Тугой Орех. Вообще-то к этой своей супруге Избранник Толстой Рыбы давно охладел – он все-таки имел двух помоложе, – но обычаи острова, ведущие свое начало, скорее всего, от легендарных времен Сильных Штормов, когда волны часто смывали даже деревни расположенные на Больших скалах, запрещали оставлять женщину без заботы и ласки насовсем. Вот именно какая-то из этих обусловленных традицией ласк и принесла названного ребеночка.

И вот что странно, у отягощенного многими заботами вождя, удачливого охотника на весьма опасных гигантов – черверылов, сурового воина, прошедшего не одну ритуальную морскую войну, а так же множество раз лично возглавляющего набеги вглубь Самой Высокой земли, да и вообще-то не обделенного ухаживаниями женского пола, нашлась в душе некая струна, отозвавшаяся на маленькую девочку Кодару. Возможно, дочь по-своему того стоила. По всем признакам она должна была вырасти в удивительную красавицу, да и цепкость ума проявлялась уже сейчас, в раннем возрасте. Однако речь не о Кодаре, а о связанных с ней обстоятельствах.

Всегда до того, перед каждым сезоном охоты на хоботных китов, приносилась ритуальная жертва. Поскольку добытое в результате охоты мясо кормило племя аж до следующего захода гигантов, то дело тут было очень даже ответственное – вопрос жизни и смерти, причем, касающийся обоих племен одновременно. По такому сложному случаю не годилось откупаться от Неумолимых Огненных Рыб и даже от Великой Медузы Бездны парой-тройкой зарезанных в святилище Черепов и Копий врагов. Тем более, охота осуществлялась совместными усилиями, и было негоже непосредственно перед событием нападать на соседей. Каждая мужская рука была важна для бесшумной работы веслами, а кроме того, теперь уже так же как и женская, при разделке и обработке добытого трофея. Ведь с учетом отсутствия морозильников и прочих подобных устройств облегчающих хранение, громадное количество мяса просто сгнивало, не успев попасть в желудок аборигенов, а потому засаливать приходилось с очень солидным запасом.

Следовательно, жертва должна быть вполне достойной и Рыб и Медузы, но одновременно не вредить будущей работе. Что более всего подходило для дела? Естественно, маленькая красивая девочка. Для настоящего охотничьего сезона ее физическая сила пригодится еще не могла; даже до далекого следующего она не успевала подрасти в достаточной степени, а ведь мало ли что могло случиться с ребенком в условиях окружающей дикости за полтора-два цикла (по шкале измерения боле продвинутых народов). Следовательно, в чисто материальном плане, племя Самой Длинной земли ничего не теряло. В духовном? Здесь, смотря с какой точки зрения. Допустим, с точки зрения достойного отношения к мясу и его хранению, жертва имела явно положительный эффект. Вспоминая во время дележки за ужином некогда смеющегося, а теперь скормленного Ужасу Глубины, ребеночка, даже суровые мужчины-слонобои могли уронить слезу, в благодарность за совсем небольшие потери при охоте: ведь ясное дело, без предварительной жертвы, каменный наконечник хобота раненого черверыла мог бы разнести не одну, а сразу пяток боевых пирог. А маленькие друзья и подружки избранницы богов тоже теперь относились к пище как с святыне, и никогда бы совесть не позволила бы им тайно пробраться к пещерам-хранилищам и отчикать ножичком килограммчик аппетитно пахнущего мяса, даже в голодную годину. В общем, в народных обычаях все совершенно не просто так – оно проверено самым серьезным испытанием – временем.