Лизе хотелось, чтобы он подошел к ней — их разделяло не больше двух широких мужских шагов, схватил ее. Она представила, как прижмется к его груди, а маска впечатается в его черную футболку, и получится картинка, или, как говорят, принт. Лизины губы дрогнули, загорелись. Огонь, словно слетев с них, метнулся в самый низ живота.

— Обнюхать? — переспросил Славик, переступив с ноги на ногу.

Сейчас... он подойдет... сейчас. Лизина рука поднялась сама собой, готовая обвиться вокруг шеи мужа.

— Или понюхать? Обонять? — Он лениво подбирал похожие по смыслу слова, но с места не двигался.

Ее бедра напряглись. Ну же!

Славик шагнул, но назад, потом отвернулся от нее и скрылся в кухне.

— Замечательный все-таки компот из ревеня. — Он закинул голову, вытряхивая из стакана остатки. — Ты просто молодец.

Лиза почувствовала, как внутри что-то оборвалось и покатилось влажным шаром вниз, отыскивая выход. Она задыхалась, лицо покраснело. Но под слоем мелко нарубленной петрушки, смешанной с молоком, не было заметно этой перемены.

Лиза смотрела на себя в зеркало, но видела только глаза. В них сверкала ярость. Она отшатнулась, потому что никогда еще не видела у себя таких глаз.

— Лизунья, — в сознание проник голос Славика, — а ты со своими доморощенными масками успеешь набатонить то, что мне надо, к утру?

Лиза дернулась, открыла рот, собираясь закричать на мужа. Черт бы его побрал! Если бы он не таскал ее на эти сходки идиотов в раскрашенных перьях, то конечно. А так, вернувшись заполночь, придется сесть за компьютер и тыкать в клавиши, которые он по-детски называет батоны, от английского button. Конечно, она может завтра спать хоть целый день...

Славик будто услышал ее внутренний монолог и на удивление точно подхватил:

— Тебе ведь не лететь с утра в офис, как некоторым. Отоспишься. — Он поставил пустой стакан в мойку. — А я принесу тебе конверт...

— Славик, так для чего ты все-таки зарабатываешь деньги? А? — вдруг спросила она, с трудом двигая губами, потому что маска стянула лицо. Ей вообще надо бы лечь, расслабиться и хорошеть от минуты к минуте. — Мы уже обставили квартиру, мы уже...

— Чтобы ты, моя Лизунья, их тратила, — перебил он ее.

— Я могу тратить гораздо меньше, — бормотала Лиза. — Я бы вместо этого...

— Тс-с-с... — Славик приложил палец к губам. — Когда моя мама делала маску, она запрещала с ней говорить. Молчи. Ты должна быть и сегодня самой потрясающей из жен... не контрактниц. — Он засмеялся.

Лиза хотела спросить, каких жен тот имеет в виду, но кровь давила на виски, и, опасаясь, что сейчас произойдет что-то, чего никогда прежде не случалось, она схватила белую салфетку с тумбочки и скрылась в ванной.

— Ты надолго? — крикнул он вслед.

Ей хотелось рявкнуть во всю глотку:

— Навсегда!

Но если бы даже она смогла широко раскрыть рот, то ни звука не вышло бы из горла, его перехватило. Лиза повернула ручку двери и с размаху ударила по крану.

Холодная вода рванула водопадом. Лиза смотрела, как страстный поток хлещет по зеленоватому фаянсу. Она сама выбирала этот цвет, потому что Славик говорил — это цвет ее глаз и он хочет любоваться им везде и ежесекундно.

Она наклонилась над раковиной, смывая маску. Подхваченные струей воды обрезки зеленых листиков уплывали, Лиза чувствовала, как кожа на лице расслабляется.

Боль в самом низу живота не отпускала. Она знала, от чего эта боль. От неудовлетворенности. Но разве можно рассказать об этом Славику?

Лиза сбросила халат и встала под душ. Горячая вода уймет жажду тела.

Она задернула занавеску с разбросанными разноцветными японскими зонтиками вперемешку с иероглифами — пожеланиями счастья.

— Ну вот, — сказал Славик. — Наконе-ец, а то я заволновался — не смыло ли тебя водой. Но моя цветущая женщина вернулась.

— Цветущая? А разве это не когда прыщи по всему лицу — цветущая? — Лиза уже успокоилась и приняла привычный для обоих тон.

— Нет. С прыщами — это подросток. Мальчик. Цветущая женщина — это когда кожа упругая и светится изнутри. Как у японок. — Он улыбнулся, Лизе показалось, мечтательно.

— Тебе нравятся японки? — спросила она, продолжая перекидываться словами.

— Да. Они такие же гладкие, как ты. Такие же домашние, как ты. Вчера я толмачил, — он усмехнулся, — в женской организации. Должен сказать, мне понравилась одна мысль, которую я перевел.

— Только одна? — спросила Лиза, снова рассматривая себя в зеркале. Глаза на месте, больше не прыгают. Уже хорошо. — И какая?