Мать была явно влюблена, и влюбилась она в отца Элен, что выглядело бы вполне приемлемым и подходящим, если смотреть с точки зрения мирового порядка. И Элен не могла понять, почему это так огорчает ее. Возможно, она просто не желала перемен? Может быть, не хотела, чтобы ее мать любила еще кого-нибудь, кроме нее? Надо ей хорошенько подумать обо всем этом, когда она вернется домой.

— Я рада за тебя, мам. — Элен приложила все усилия к тому, чтобы эти слова прозвучали искренне.

— Я пока что не считаю цыплят, для этого еще рановато, — живо произнесла Анна, но тут же улыбнулась своей новой странной улыбкой и коснулась руки Элен. — Твой папа самый чудесный из всех, кого я когда-либо знала.

Я живу в доме на две семьи, в квартире с тремя спальнями. Никогда не любила такие дома, и тем не менее я здесь.

Когда мы с Патриком расстались, мне нужно было как можно быстрее найти какое-нибудь жилье, и я попросила знакомого агента по недвижимости подыскать что-нибудь подходящее по цене. И он нашел вот это безвкусное, стерильное местечко на улице, заполненной такими же домиками на две семьи, и еще неподалеку стоят три двадцатиэтажные многоквартирные башни. Люди, что живут здесь, — трудяги среднего класса, профессионалы. Это рабочие пчелки общества, они вкалывают, стремясь достичь чего-то лучшего. В этом районе в счет идут только удобства проживания. До железнодорожной станции можно легко дойти пешком, а до города ехать всего десять минут. Здесь много вполне приличных, но не роскошных ресторанчиков, и химчистка, которая работает двадцать четыре часа, и заправки, и стоянка такси. Люди спешат по своим делам, поглядывая на часы и глотая кофе навынос.

Это место не для влюбленных. Здесь нет уличных музыкантов, или книжных лавочек, или художественных галерей, или кинотеатров. И это хорошо. Это место выглядит как продолжение офиса.

С тех самых пор, как я сюда переехала, во второй половине дома живет некто по имени Джефф. Он невысок, лыс, обладает аккуратной рыжеватой бородкой, и самый личный из фактов, известных мне о нем, — это то, что он не чувствует холода. Он круглый год носит рубашки с короткими рукавами.

Когда он дома, до меня редко доносятся хоть какие-то звуки с его стороны: ни музыки, ни телевизора. Однажды, правда, я слышала, как он кричал, как будто с болью: «Но ты не должна так делать!» Делать — что?

Но во мне это пробудило лишь весьма легкое любопытство. Мне этот человек не настолько интересен, чтобы действительно поговорить с ним или хотя бы наладить зрительный контакт.

Если мы встречаемся у почтового ящика в холле, то тут же прибавляем шагу и быстро уходим, будто вдруг вспомнили, что куда-то опаздываем, или же изображаем повышенный интерес к полученным письмам: принимаемся тут же их вскрывать, словно в них может содержаться нечто чрезвычайно важное. Мы здороваемся рассеянным деловым тоном, произнося что-нибудь вроде: «Жарковато, а?» или «Холодно сегодня, да?» — или, если погоде трудно дать определение, бросаем: «Как дела?» — но никогда не ждем ответа, потому что он нас не интересует.

Иногда, правда, я отвечаю мысленно: «Да я все еще гоняюсь за моим бывшим возлюбленным, горюю об умершей матери и страдаю от необъяснимой боли в ноге, спасибо, а вы как поживаете?»

Так что — да, Джефф представляет собой идеального соседа в двухквартирном доме. Мы умудрились прожить по соседству все эти годы, забираем друг для друга почту, когда один из нас в отъезде, вполне мирно справляемся с выносом мусора и стрижкой газона, и это самые великолепные из всех возможных поверхностных отношений.

И вдруг сегодня, когда я вернулась домой, забрав машину у механика, Джефф неожиданно подошел ко мне и остановился уж слишком близко. Я попыталась отступить, чтобы расстояние между нами стало приемлемым.

— Саския, привет! — сказал он.

Думаю, впервые за все эти годы он назвал меня по имени.

— Привет, Джефф. — Я тоже впервые произнесла его имя.

— Я просто хотел дать вам знать, что переезжаю, — сообщил Джефф. — Решил все резко изменить.

— Резко изменить, — повторила я.

— Да, я перебираюсь в маленький городок на южном побережье. Купил там кафе, собираюсь им заниматься. Я его назвал «Причал Джеффа».

Новость меня ошеломила. И сама не знаю точно почему. Наверное, я просто никогда не считала своего соседа достаточно решительной личностью для того, чтобы предпринять столь серьезный шаг. Конечно, он-то не знает, что для меня, в моей жизни он всего лишь мелкая фигура. Зато в собственной жизни он звезда, а я незаметная пешка. И это вполне справедливо.

— На самом деле оно стоит не на причале, но я собираюсь оформить его в таком стиле. Канаты, якоря и… черпаки, такого рода вещи.

В глазах Джеффа мелькнуло выражение неуверенности. Он на самом деле не имел ни малейшего представления о том, что делал.

— Звучит замечательно, — сказала я.

Да уж, это будет эффектный крах.

— Ну да, я решил, что пришла пора расстаться с полицией, — кивнул сосед.

— Вы полицейский?

Я просто поверить в это не могла — никогда не видела его в форме. Думала, он какой-нибудь аудитор, или технический консультант, или вообще библиотекарь. Но разве полицейский не должен был как-то дать знать окружающим, кто он такой? А что, если бы я случайно заговорила с ним о каком-нибудь преступлении, встретившись у почтового ящика? Или предложила бы ему запрещенное законом вещество?