Стражники встали теснее вокруг Келси и стали ждать Кэрролла. Он пустил коня рысью и подъехал к ней, понимающе оглядывая её покрасневшее лицо и смертельную хватку на поводьях.

– Ваше Высочество, мы можем остановиться здесь на ночлег, если хотите. Мы проделали долгий путь.

С некоторым усилием Келси разжала поводья и откинула капюшон, стараясь не стучать зубами. Она ответила вновь обретённым голосом, нетвёрдым и хриплым:

– Я доверяю вашему мнению, капитан. Мы будем ехать настолько быстро, насколько вы посчитаете необходимым.

Кэрролл окинул её пристальным взглядом и затем оглядел небольшую поляну.

– Тогда, Леди, думаю, достаточно. Нам в любом случае придётся встать рано. Мы уже много времени провели в пути.

Стражники спешились. Не привыкшая к долгой езде, Келси довольно неуклюже спрыгнула на землю, почти упала и сделала несколько неловких шагов, прежде чем твёрдо встать на ноги.

– Пэн, разбей палатку. Элстон и Кибб, сходите за дровами. Остальные - обеспечьте защиту этого места. Мёрн, раздобудь еды. Лазарь, возьми лошадь Королевы.

– Я могу сама позаботиться о своей лошади, капитан.

– Как вам угодно, леди. Лазарь даст вам все, что нужно.

Солдаты разошлись по своим поручениям. Келси с удовольствием потянулась до хруста в позвоночнике. У неё всё настолько болело, как будто её сильно избили, но она не собиралась выполнять серьёзные упражнения на растяжку на виду у этих мужчин. Конечно, они были слишком старыми для Келси, чтобы показаться ей привлекательными. Но, тем не менее, они были мужчинами, и Келси внезапно почувствовала себя с ними неловко. У неё никогда не возникало такого ощущения с Барти.

Келси отвела свою кобылу к дереву в дальнем конце поляны и слегка привязала поводья к ветке. Она мягко похлопала кобылу по шелковистой шее, но лошадь встряхнула головой и заржала, отвергая ласку, и Келси отошла от неё.

– Ладно, девочка. Видимо, мне придётся завоёвывать и твоё расположение.

– Ваше высочество, - прорычал голос позади нее.

Келси обернулась и увидела Лазаря со скребницей в руке. Он был моложе, чем она подумала сначала: его тёмные волосы только начинали редеть, и ему, должно быть, не так давно исполнилось сорок лет. Но его лицо уже было морщинистым и постоянно угрюмым. Его руки были исполосованы шрамами, но ей в глаза, прежде всего, бросилась его булава на поясе: грубый железный шар, покрытый остро наточенными стальными шипами.

Прирождённый убийца, подумала она. Булава могла бы быть всего лишь украшением, если не владеть ей умело и не направлять её с яростью на врагов. Вероятно, Келси бы оцепенела от вида этого оружия, но, напротив, присутствие этого человека, который большую часть своей жизни сталкивался с насилием, успокоило её. Она взяла скребницу, отметив про себя, что Лазарь опустил глаза.

– Спасибо. Вряд ли вы знаете имя этой кобылы.

– Вы Королева, леди. Ее будут звать так, как вы выберете, - его взгляд встретился с ее, и тут же скользнул прочь.

– Не мне давать ей новое имя. Как её зовут?

– Можете звать её, как хотите.

– Ее имя, пожалуйста, - Келси воспылала. Мужчины всегда плохо думали о ней. Почему?

– У нее нет своего имени, леди. Я всегда называл ее Май.

– Спасибо. Хорошее имя.

Он начал уходить. Келси вздохнула, чтобы набраться храбрости, и тихо сказала:

– Я не отпускала вас, Лазарь.

Он повернулся, его лицо ничего не выражало.

– Прошу прощения. Что-нибудь ещё, Леди?

– Почему мне привели кобылу, хотя вы все едете на жеребцах?

– Мы не знали, умеете ли вы ездить верхом, - ответил он с неприкрытой издёвкой в голосе.
– Мы не знали, сможете ли вы справиться с жеребцом.

Келси сощурилась.

– А чем я, по-вашему, занималась в роще все эти годы?

– Играли в куклы, Леди. Причёсывали волосы. Возможно, примеряли платья.

– Я для вас истинная девочка, так, Лазарь?
– Келси чувствовала, что говорит всё громче. Несколько голов повернулись в их сторону.
– Вы думаете, я часами стою у зеркала?

– Вовсе нет.

Келси сдержанно улыбнулась, хотя это стоило ей определённых усилий. В коттедже Барти и Карлин никогда не было зеркал, и довольно долго Келси думала, что это необходимо, чтобы не прививать ей привычку к самолюбованию. Но однажды, когда ей было двенадцать, она мельком увидела своё отражение в чистом пруду за коттеджем, и ей всё стало абсолютно ясно. Она была столь же обыкновенной, как и вода, в которой она отражалась.

– Я могу идти, Леди?

Она окинула его пристальным взглядом, размышляя, и затем ответила: