— Ты уверен, прорвемся? — обрадовалась девушка и горячо зашептала:

— Знаешь что?

— Что?

— Давай дадим клятву: если останемся живы — никогда не расстанемся!

— Давай, — коротко ответил парень…

После войны мне много раз приходилось в мемуарах, повестях, различных очерках встречать описание состояния и дум человека, попавшего на войне в тяжелое, порой безвыходное положение. По воле автора, перед мысленным взором героя в короткие мгновения, как на экране, проходит вся жизнь, вспоминаются мать, отец, любимая девушка, детство, родительский домик с одинокой (обязательно одинокой) березкой и еще что-то в этом роде. Не спорю, возможно, случалось и такое. Но на собственном опыте и на опыте своих боевых товарищей точно знаю, что в подобных случаях об этом просто некогда думать.

Первая мысль, которая приходит, — что надо сделать, чтобы обмануть противника и выполнить задание. На этом сосредоточиваются все помыслы, всё умение, вся энергия. А за этим уже следует — как из этого трудного положения выбраться живым. Потом, если тебе удастся уцелеть, в спокойной обстановке, когда полностью осознаешь, какой опасности подвергалась твоя жизнь, обдумывая все случившееся, вспоминается и прожитая жизнь, и родители, и все, что дорого, в том числе и одинокая березка.

И на этот раз пара влюбленных меньше всего думала о прошлом. Их занимало настоящее и будущее, волновал вопрос, как вырваться из этого тяжелого положения.

…Разведчикам не удалось найти выход из ловушки. Положение становилось отчаянным. Неравные бои, несколько суток без сна и последний изнурительный двадцатичасовой переход от Беловежской пущи вконец измотали людей и лошадей. Наши силы были на пределе. В этот-то, казалось, безвыходный момент, как и в Кособудах, пришла неожиданная помощь. Вызволил местный житель, древний старик.

— Есть одна лазейка, — сказал он. — Можно попытаться.

— Какая? — ухватился за это предложение Вершигора.

— Через болото, вдоль водосточной канавы по брустверу, — ответил старик. — Летом мы по ней сено вывозим с лугов.

Проверить маршрут поручили Ленкину.

Прождали часа два. Все это время отражали атаки фашистов. Саша вернулся довольный и радостно доложил:

— Есть спасение! Тропа топкая, но нам и не по таким приходилось топать.

Решили воспользоваться тропой. Дивизия прикрылась ротой, вышла из боя и, с большим трудом преодолевая болото, пошла в обход.

Обгоняя обоз раненых, я услыхал слабый голос, звавший меня. Подъехал к подводе и в темноте рассмотрел раненого Бокарева.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Терпеть можно, — простонал Степа, помолчал и добавил: — Я все время думаю о комиссаре, Витьке Богданове, Вале Косиченко… Каких людей потеряли!

— Не говори, дорого нам обошелся этот бой, — ответил я.

— А что слышно о группе Бычкова? — спросил Степа.

— Пока ничего. Но там ребята бывалые, выкрутятся, — постарался я успокоить Бокарева.

— Хорошо бы. С ними мой друг — Даниленко. С Лешей мы вместе пришли в отряд, только меня направили к Бакрадзе, а его к Тютереву. Там нужен был минометчик.

Видно, Бокареву захотелось поговорить. Мне спешить некуда, и я спросил:

— Даниленко — твой земляк?

— Нет. Мы с ним познакомились на войне. В сорок первом году он в бою под селом Зубовщиной Коростенского района был тяжело ранен, остался среди трупов. После боя крестьяне пошли подбирать трофеи. Одна гражданка начала с Леши сдирать одежду. Сняла шинель, гимнастерку, сапоги. Стала стаскивать брюки. Даниленко очнулся и говорит: «Хозяйка, помогите». А она в ответ: «Да все равно тебе, сынок, помирать», — и ушла, забрав барахло. К счастью, нашелся добрый человек — Илья Каленский из ближайшего села. Он забрал к себе тяжело раненного Лешу, помог ему встать на ноги. Когда Леша поднялся, он увидел ту женщину, которая его раздела. Она оказалась соседкой Каленских… Барахольщица успела распродать его одежду, осталась только шинель…

— Выходит, Даниленко воскрес из мертвых?

— Получается так.

— Долго будет жить.

Разговор прервал подъехавший Колесников.

— Можно тебя на минутку? — вполголоса позвал меня Юра.

Я придержал лошадь, он поравнялся со мной и сказал:

— Пушка потерялась.

— Брось разыгрывать!

— Серьезно. Проехал вдоль всей колонны. Нет…

— Может, не заметил? Я видел, как они в Олешковичах снялись с огневой позиции и возле сарая ждали выступления. Возьми кого-нибудь из разведчиков и еще раз проверь.

Он повернул лошадь и поехал обратно. О разговоре со старшим лейтенантом я решил пока никому не говорить. Не следует лишний раз нервировать ни командира, ни бойцов. Возможно, пушка преспокойно движется в колонне. Не было еще такого, чтобы пушку потеряли.

Прошло полчаса, час, а Колесников не возвращался. Я не на шутку встревожился. Долго колебался, а когда решил доложить, из темноты вынырнул Юрий.

— Нашел? — нетерпеливо спросил я.

— Нашел… возле сарая, — ответил Юра.

— Где? — не поверил я своим ушам.