Однажды произошел такой случай. Был у нас художник — горьковчанин Уткин Александр Павлович. Перешел он к нам из отряда Одухи в декабре 1943 года.

— Твори для истории, — сказал Вершигора. — Увековечь образы героев-ковпаковцев.

Уткин старался выполнить наказ командира. В перерывах между боями его можно было видеть сосредоточенным и погруженным в работу за этюдником или среди партизан с фотоаппаратом — беспокойного, навязчивого и неугомонного. Порой он становился задумчивым, даже рассеянным, тогда его глаза смотрели, но ничего вокруг себя не замечали.

Во время одного из переходов на Уткина нашло «затмение». Он ехал верхом на лошади по лесной дороге, погрузившись в свои думы. Не заметил, как лошадь сошла с проторенной дороги на просеку, вывезла его из леса на поляну. Опомнился всадник лишь тогда, когда лошадь остановилась на хуторе возле колодца и заржала.

Уткин увидел перед собой двух парней.

— Здравствуйте, ребята, — сказал беззаботно Уткин. — Подержите коня, я зайду в хату, попрошу ведро.

Парни загадочно переглянулись, но на приветствие не ответили. Один из них взял лошадь под уздцы.

Александр Павлович слез с лошади и, насвистывая песенку, направился к ближайшему дому. Но только вошел в избу — от его беззаботного вида не осталось и следа. Хозяйка не дала ему и рта открыть, выпалила, словно вылила на голову ушат холодной воды:

— Сынок, тикай — бандиты!

— Где? — оторопел Уткин.

— Коня твоего держат…

Первое, что пришло в голову партизану, — выбежать из дома и огородами в лес… А хозяйка сокрушалась:

— Пропала твоя бедная головушка…

И тут Уткин пришел в отчаяние: его карабин остался притороченным к седлу. Потерять коня и оружие? Какой позор!

— Почему же они меня сразу не прикончили? — спросил Уткин.

— Не знаю…

— Была не была! Дайте ведро, — попросил Уткин.

Вышел из хаты, быстро посмотрел на парней. Как будто без оружия. Теперь только бы добраться до карабина. Тридцать шагов от дома к колодцу он прошел, как по минному полю. Подошел, протянул ведро парню, который держал лошадь, и, заикаясь, попросил:

— До-достань в-воды… Я отпущу п-подпруги…

Тот взял ведро и повернулся к колодцу. Уткин дрожащими руками отстегнул карабин, щелкнул затвором и закричал не своим голосом:

— Руки вверх!

Парни повернулись к Уткину, быстро откинули полы пальто, и в их руках оказались обрезы.

— Не дури. Договоримся по-хорошему, — проговорил один из парней.

— Бросай оружие! — приказал Уткин.

К его удивлению, те повиновались.

— Кругом! Десять Шагов вперед…

Подобрав и разрядив оружие, Уткин разрешил парням опустить руки.

— Вы мои пленники. Пойдемте со мной, — расхрабрился художник и приказал двигаться вперед.

— А коня все-таки надо напоить, — напомнил один из пленников.

— Успеется… Шагом марш, — скомандовал Уткин, усевшись в седле и держа карабин наизготовку.

— А ты куда нас поведешь?

— К партизанскому командиру.

— Они же совсем в другую сторону ушли, — сказал парень.

— Как в другую? — усомнился Уткин.

— Очень просто. Туда ушли, — указал парень в противоположную сторону.

Александр не хотел верить пленному, боясь подвоха, и в то же время понимал, что сам запутался в незнакомом лесу. Не известно, как бы поступил Уткин, если бы на помощь не пришли парни.

— Если ты забрал нас в плен, то возьми и это, — сказал тот, которому Уткин оставлял коня, при этом он снял с пояса пистолет, вынул из карманов две гранаты и протянул партизану. Его примеру последовал и второй.

— Если хочешь знать, мы сами давно собираемся идти к партизанам, но боимся — расстреляют… Да пусть лучше свои прикончат, чем носить позорную кличку бандита, — пояснил пленный.

Это было сказано с таким чувством, что Уткин поверил в искренность слов и поехал в том направлении, куда парни советовали. Через час вошли в село, где остановились партизаны.

На допросе парни рассказали, что партизанские листовки заставили их подумать о своем месте в общей борьбе. Многие обманутые крестьяне хотят перейти на сторону партизан, но боятся: запуганы националистами.

Это означало: лед тронулся. Но мы понимали, что предстоит еще длительная и упорная работа по разоблачению неприглядной роли украинских буржуазных националистов, с тем чтобы рассеять туман их лживой пропаганды, которой они одурачили часть украинского народа.