В следующем письме к своей подруге, продолжая сообщать ей рассуждения барона об Англии, Дидро переходит к самому главному для Гольбаха и для него самого. «Не думайте, что неравный раздел богатства существует только во Франции. В Англии насчитывается сотни две вельмож, имеющих по шестьсот, семьсот, восемьсот, девятьсот и более тысяч ливров годового дохода; многочисленное духовенство, как и у нас, владеет четвертой частью государственных угодий, правда, оно пропорционально платит налог, чего нет у нас; судите сами, много ли остается на долю остальных граждан».

Английский двор развращает подданных, а это не лучше тирании. Общественного воспитания в Англии нет совершенно.

Высмеивает барон такую же, как у французов, страсть обращать в свою веру неверных. Христианская вера угасла в Англии почти совершенно, но что для атеиста Гольбаха особенно важно, хотя деистов там великое множество, атеистов почти нет, а те, что есть, скрывают свой атеизм. «Атеист и злодей означают для англичан почти одно и то же», — с возмущением отмечает он. И сразу же за этими словами следует рассказ, как, в первый раз обедая у барона, английский философ Юм вздумал сказать хозяину, что не верит в существование атеистов, ибо никогда их не видал. «Сосчитайте, сколько нас народу за столом», — ответил барон. Нас было восемнадцать человек. «Мне лестно, что я могу на первый же раз показать вам пятнадцать атеистов: остальные трое не имеют на этот счет твердых убеждений», — добавил барон.

Не вдаваясь в обсуждение того, насколько справедлив Гольбах к Англии и англичанам, отметим, что главный удар своей критики он направляет на три важнейшие мишени: социальное неравенство, несовершенство управления, религию.

Не извиним ли мы за это его слабостей?

По свидетельству все тех же современников, единственной страстью его была ненависть к священникам. За нее мы тем более не осудим барона. Ей мы обязаны его антирелигиозным памфлетам.

«Бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину, публицистика старых атеистов XVIII века», — писал В. И. Ленин в первые годы советской власти, имея в виду прежде всего атеистическую публицистику Дидро и Гольбаха, указывая, что они способны принести немалую пользу в борьбе с религиозными предрассудками.

До сих пор его памфлеты приносят нам пользу. «Карманное богословие», к примеру сказать, вышло в Москве в 1959 году тиражом в 200 тысяч экземпляров.

А штурмовать небо даже больше, чем землю, Гольбаха побуждали те же причины, что и Дидро. Церковь была главной силой, поддерживавшей старый порядок.

Вот почему он получил прозвище «личного врага бога».

Его атеизм вырос не на голой почве. Он опирался на вольнодумцев французского Возрождения — Франсуа Рабле, Бонавентура Деперье и казненного инквизиторами Этьена Доле, печатавшего в своей типографии собственные сочинения и сочинения других гуманистов. И на атеистически направленный философский скептицизм «Опытов» Монтэня и на других передовых французских мыслителей прошлых веков — достаточно назвать прославившегося в XVII веке своими памфлетами, оказывавшими огромное влияние на умы современников, Сент-Эвремона. Чаще всего Гольбах ссылался на Пьера Бейля — он первый решительно размежевал религию и нравственность, а Дидро и Гольбах продолжили и укрепили это размежевание.

Но учителями и предшественниками Гольбаха были не одни французы. И значение того, что он делал, далеко выходило за границы Франции. Иначе и быть не могло. Труды французских энциклопедистов XVIII столетия, объединявшихся вокруг Дидро и Гольбаха, были для того времени высшей ступенью европейской материалистической философии. Они были и самым решительным выводом из предшествовавшей критики религии и церкви, из завоеваний естественных наук, обогатившихся к середине XVIII века важными открытиями и наблюдениями. А расцвет естествознания отвечал потребностям развивающейся промышленности.

Монументальная «Система природы» — труд не одного Гольбаха, но в большой степени и его труд, эта «библия атеизма» явилась словно бы итогом западноевропейской материалистической философии и критики религии почти за три века.

Однако сам Гольбах пришел к атеизму и материализму не только от проштудированных им философских сочинений, но и от естественных наук, которые знал всесторонне. Барон и литературные свои занятия начал с переводов на французский язык книг по физике, минералогии, геологии, физиологии, металлургии. Большей частью это и были те науки, в которых Германия опередила Францию.

В «Энциклопедии» Гольбах вел некоторые естественнонаучные разделы. Раздел «Химия», к примеру сказать, состоял целиком из его собственных статей и заметок.

Этим его участие в постройке осадной машины против старого порядка не ограничилось. Он делил с Дидро невзгоды, которыми так щедро был усыпан путь редактора «Энциклопедии», не только не оставил его, но вместе с ним вел все сражения.

Знаменитый гольбаховский салон служил как бы идейной лабораторией энциклопедистов, где оттачивалась и проверялась их теория

Но дом его на улице Рояль-Сен-Рош с полным правом можно назвать и литературным цехом, где неутомимо работал сам хозяин, заражая своей энергией и других. Филиалом «лаборатории» и «цеха» было поместье его тещи, Гранваль.

Гольбах больше всего сделал в годы 1766—1772-й, когда «Энциклопедия» была в основном уже завершена В эти шесть лет написаны почти все его антирелигиозные памфлеты и «Система природы». Барону помогали и с ним сотрудничали Нэжон и другие. Гольбах переделал несколько книг французских и английских материалистов — Фрере, Толанда, Гоббса, Коллинза. Из них составилась своего рода популярная атеистическая библиотека, а жемчужиной ее был гольбаховский перевод замечательного памятника материализма и атеизма древних — поэмы Лукреция «О природе вещей».