– Вы пытались прочесть ее записи.

– И прочел. Большую часть. Можно сказать, почти все, кроме самых важных.

– Я знаю. Мне рассказал Квим. – И тут она поймала себя на том, что почти торжествует оттого, что защита, выстроенная ее матерью, остановила этого человека. Потом вспомнила, что сама потратила годы, пытаясь убедить мать открыть ей эти записи. Но Элу словно подхватила волна, она начала говорить совсем не то, что собиралась. – Ольяду сидит дома, отключил глаза и слушает музыку. Он выбит из колеи.

– Ну да, он считает, что я предал его.

– Разве это не так? – Она не собиралась этого спрашивать.

– Я Говорю от Имени Мертвых. Когда я Говорю, я говорю правду и не обхожу молчанием секретов других людей.

– Знаю. Вы никого не уважаете.

Похоже, он обиделся.

– Зачем вы позвали меня?

Все шло не так. Она разговаривала с ним враждебно, и вовсе не испытывала благодарности за все, что он уже сделал для ее семьи. «Неужели Квим настолько подчинил мое сознание, что я начала пользоваться его словами?»

– Вы пригласили меня сюда, на реку. Все остальные члены вашей семьи не желают разговаривать со мной, и тут я получаю послание от вас. Вы хотели сказать мне, что я лезу в чужие дела? Что я никого не уважаю?

– Нет, – жалобно ответила она. – Я совсем не так собиралась говорить с вами.

– А вам не приходило в голову, что я вряд ли стал бы Говорящим, если бы не уважал людей?

И тут она взорвалась.

– Как я хотела бы, чтобы вы вломились во все ее файлы, вытащили на свет божий все ее секреты и огласили на всех Ста Мирах! – яростно произнесла она. В ее глазах стояли слезы. Эла не могла понять почему.

– Я вижу, она и вас туда не пускала.

– Sou aprendiz dela, n~ao sou? E porque choro, diga-me! O senhor tem o jeito [31] .

– Я не люблю заставлять людей плакать, Эла, – тихо ответил он. Этот его голос словно ласкал ее. Даже больше – он был как рука, сжимающая ее руку, поддерживающая. – Это правда вызвала ваши слезы.

– Sou ingrata, sou m'a filha…

– О да, вы неблагодарная, просто ужасная дочь, – подтвердил он с тихим смехом. – Все эти годы, когда в доме царили хаос и всеобщее пренебрежение, вы удерживали вместе семью вашей матери, без особой помощи с ее стороны, а когда решили продолжить ее дело в науке, она отказалась делиться с вами жизненно важной информацией. Вы не заслуживали ничего, кроме ее любви и доверия, а она в благодарность вышвырнула вас из своей жизни – и на работе, и дома. И только тогда вы вслух, при постороннем, сказали, что у вас нет больше сил выносить это… М-да, вы – одна из худших женщин, каких я знал.

И Эла вдруг поняла, насколько смешно ее самобичевание. Но ей не хотелось смеяться над собой.

– Не говорите со мной так. Я не ребенок. – Она постаралась вложить в эту фразу как можно больше презрения.

Эндер почувствовал это, и его глаза сразу стали такими холодными.

– Не стоит оскорблять друга.

Нет, не надо, чтобы он отдалялся от нее. Но удержать злые, колючие слова Эла уже не могла:

– Вы мне не друг.

На секунду она испугалась, что он поверит ей, но улыбка вернулась на его лицо.

– Вы не узнали бы друга, если б встретили.

«Нет, ты ошибаешься, – подумала она. – Одного я вижу». Эла улыбнулась ему в ответ.

– Эла, – спросил он, – вы хороший ксенобиолог?

– Да.

– Вам восемнадцать лет. Уже в шестнадцать вы могли сдать экзамены гильдии. Но вы этого не сделали.

– Мать не позволила мне. Сказала, что я не готова.

– Человек в шестнадцать лет уже не нуждается в разрешении родителей.

– Стажер не может – без разрешения мастера.

– Теперь вам восемнадцать, вы уже не стажер и можете решать сами.

– Но моя мать остается ксенобиологом Лузитании. Это все еще ее лаборатория. Что, если я сдам экзамен, а она позволит мне войти туда только после своей смерти?

– Она угрожала этим?

– Она достаточно ясно дала понять, что я не должна сдавать экзамен.

– Потому что когда вы перестанете быть подмастерьем, а сделаетесь ее коллегой-ксенобиологом и получите доступ в лабораторию, то сможете…

– Добраться до рабочих файлов. До запертых файлов.

– Итак, она препятствует научной карьере собственной дочери, она сажает огромное пятно на ее репутацию – не готова к сдаче экзамена в восемнадцать лет, – лишь бы помешать ей прочитать эти записи.

– Да.

– Почему?

– Мать сошла с ума.

– Нет. Кем бы ни была Новинья, она не сумасшедшая.

– Ela 'e boba mesma [32] , сеньор Фаланте.

Он расхохотался и лег в траву.

– Ну расскажите мне, какая она боба.

– Я составлю вам список, Голос. Первое: она не разрешает никаких исследований по десколаде. Тридцать четыре года назад десколада чуть не уничтожила эту колонию. Мои дедушка и бабушка, ос Венерадос, Deus os abencoe [33] , едва успели остановить эту болезнь. Судя по всему, возбудитель, микроб десколады, все еще существует: нам приходится принимать лекарство, чтобы эпидемия не началась снова. Вам должны были рассказать. Если возбудитель проник в организм, потом всю жизнь приходится есть противоядие, даже если покинешь Лузитанию.