Мне удалось выписать из Лондона полный аптечный набор от «Берроуза и Веллкома» с лекарствами, специально подобранными для холодного высокогорного климата. Что немаловажно, все препараты были в таблетках, а сам набор упакован в прочный и изящно украшенный деревянный ящичек.

Полагаю, самое время сообщить читателю о том, что полулегально я сделал еще кое-какие приготовления, необходимые в большей степени для развития науки и укрепления империи. Мы, полевые работники, не только собираем политическую информацию, как читатель мог предположить из описания моего последнего разговора с полковником Крейтоном. На самом деле по преимуществу наши обязанности состоят в сборе географических и этнографических данных – это хлеб насущный нашего ведомства. Поэтому нас, полевых работников, или, если использовать принятое в ведомстве название, картографов, готовят и снаряжают для выполнения прежде всего задач подобного толка.

Исходно нас обучали глазомерной съемке и рекогносцировке. Мы учились пользоваться секстантом и компасом, высчитывать высоту посредством установления точки кипения воды. Однако, поскольку эти проклятые измерения невозможно проводить, не вызвав подозрений у слишком уж недоверчивых и враждебно настроенных невежественных обитателей неисследованных земель, и поскольку порой не вполне разумно брать с собой мерные цепи и прочие бросающиеся в глаза картографические инструменты, ведомство разработало несколько остроумных методов и приспособлений, позволяющих избежать подозрений и проявлений враждебности.

Прежде всего, в результате долгих упражнений у нас выработали навык сохранять одну и ту же длину шага вне зависимости от того, идем ли мы в гору, с горы или по ровной поверхности, – в моем случае тридцать дюймов. Помимо этого нас обучили считать количество шагов, пройденных между двумя любыми ориентирами или же за день. Шаги считались с помощью усовершенствованных буддийских четок, на которых, как читателю, возможно, известно, сто восемь бусин. Если убрать восемь лишних бусин, то изменение не особо бросается в глаза, а для расчетов четки становятся куда как удобнее. После каждого сотого шага точка отсчета смещалась на одну бусину. Таким образом, полный оборот четок соответствовал десяти тысячам шагов – в моем случае пяти милям, ибо в миле две тысячи моих шагов. А поскольку к буддийским четкам прикреплено еще две веревочки с десятью бусинами меньшего размера каждая, каждый полный оборот четок фиксировался с помощью этих двух дополнительных веревочек.

Конечно же, к решению наших исследовательских задач были остроумно приспособлены не только четки, но и молитвенные мельницы (мани лаг-кхор). В них была встроена тайная защелка – так, что медный цилиндр можно было открыть и спрятать либо, напротив, извлечь бумажные свитки с путевыми заметками и прочими секретными сведениями. В мельницах были спрятаны еще и компасы. Для более крупных инструментов, вроде альтазимутов и хронометров, у наших якданов было потайное дно, а к одежде пришивались потайные карманы. Для термометров, которыми мы пользовались для измерения высоты, выдалбливалась полость в посохе, а ртуть, необходимая для установления искусственного горизонта при считывании показаний секстанта, перевозилась в глубоко запрятанной раковине каури, а при необходимости переливалась в паломническую чашу.

Большинство из этих приспособлений изобрел Ларган, известный своей способностью вводить в заблуждение. Именно он учил нас, картографов, как ими пользоваться.

– Эй, Гаффуру! – Глубокий низкий голос Кинтупа в густом утреннем тумане казался слегка приглушенным. – Подтяни-ка подпругу на гнедом муле, иначе он скинет свою поклажу.

Кинтуп проверил поклажу на мулах и сбрую на пони, после чего двинулся навстречу мне по садовой дорожке коттеджа «Раннимид». Под подошвами его толстых войлочных башмаков похрустывал гравий.

– Бабуджи, можете сказать сахибу, что все готово к путешествию.

Я вошел в коттедж, где мистер Холмс как раз прощался с Ларганом. Месяц назад полковник Крейтон раскрыл Ларгану, кто такой на самом деле норвежский путешественник Сигерсон, и поручил помочь нам приготовиться к путешествию. Когда я вошел в комнату, Ларган обратился ко мне:

– Ага, не иначе как старина Хари-бабу пришел сказать вам, мистер Холмс, что все готово к отправке. – С этими словами он вытащил из кармана куртки старую татарскую трубку с нефритовым мундштуком и с изящным серебряным орнаментом. – На Востоке есть обычай делать подарки человеку, отправляющемуся в путь. Кроме того, мне невдомек, как это вы собирались продолжать курить свою английскую вишневую трубку в ладакском наряде. Прошу вас, возьмите.

Мистер Холмс принял подарок и тепло поблагодарил Ларгана. Тогда Ларган обернулся ко мне и протянул мне железный цилиндрический пенал в тибетском стиле.

– Помнится, во время предыдущего путешествия у китайских властей вызвал подозрения твой новенький бинокль. А значит, в этот раз нам следует действовать более осмотрительно. Откручиваем крышку, смотрим вот в это маленькое отверстие на дне, и – алле-гоп! Получаем подзорную трубу. Остроумно, правда? По-моему, это моя самая большая удача после полости в молитвенной мельнице. Что ж, дружище, удачи! Постарайся на сей раз избежать дипломатического скандала. Полковник беспокоится, а ты ведь знаешь, как с ним в этом случае трудно работать.

Мы молча выехали из сада. Повернувшись в седле, я увидел черный силуэт Ларгана на фоне уютной полоски света в приоткрытых дверях коттеджа. Ларган помахал нам на прощание рукой. Я чуть дрожал, и не только потому, что холод туманного утра пробирал меня до костей, но еще и потому, что мне вновь пришлось оставить уют и благополучие и отправиться навстречу неведомым испытаниям и невзгодам. Я уже признавался, что ужасно боязлив, и это немало вредит выполнению моих обязанностей по службе, но отчего-то получается так, что чем больше я боюсь, тем в более крупные передряги попадаю.