– Панна Марина, дочь сандомирского воеводы Юрия Мнишека, – проговорил Константин Вишневецкий.

Девушка встала и, чуть склонившись в реверансе, подала маленькую белую ручку царевичу, который нежным прикосновением взял ее в свои ладони и поцеловал. Почувствовав губами нежную девичью кожу, молодой человек вздрогнул, словно по нем пробежал электрический ток. Подняв глаза, он не мог оторваться от красивого лица панны, от ее безупречного наряда. Все еще держа ее ручку в своей, Григорий пригласил юную девушку на танец.

Излюбленным танцем на всех балах в то время в Польше была мазурка; каждый поляк чуть ли не с пеленок умел ее танцевать. И сейчас, когда представился такой случай, вельможные паны пригласили дам на танец. Все взоры невольно обратились к русскому царевичу, который, возможно, впервые танцевал в паре с дамой. Многие думали про себя, что этот «русский увалень» не сможет сделать ни одного галантного движения, как остальные европейцы, но вопреки всем и вся, Григорий не только легко станцевал мазурку с Мариной, но и даже перещеголял многих поляков.

Юрий Мнишек, авантюрист не менее Отрепьева, не смог не заметить страстного взгляда, который то и дело бросал на его дочь будущий царь Руси. Его корыстные мысли разом придумали план, который, если осуществится, избавить его от долгов и при этом откроет его любимой дочери дорогу к престолу.

Поздно вечером, когда гости разъехались по домам, Григорий остался у воеводы. Ему были отведены самые роскошные покои замка, откуда открывался живописный вид на близлежащие просторы. Прохаживаясь из угла в угол, молодой человек все никак не мог унять гул в сердце. Казалось, нечто иное чувство завладело им. Из головы никак не выходил образ Марины, девушки, в которую он влюбился. Распахнув окно, царевич вдохнул прохладный воздух и глянул вниз. Вдруг он вздрогнул: внизу у пруда прогуливалась маленькая, закутанная в пурпурное одеяние женская фигурка. Сердце гулко забилось, руки похолодели – это она, Марина! Не зная, что делает, Григорий вышел из комнаты и спустился вниз. Никого не было. Юрий Мнишек уже спал, челядь находилась на своей половине. Никем не замеченный, царевич закутался в теплый плащ и вышел за свежий воздух, напоенный ароматом соснового леса. Ноги сами понесли его к тому месту, где на скамье сидела юная панна, бросая на землю пожелтевшие лепестки цветов. Девушка была погружена в свои думы и не сразу расслышала приближающиеся звуки шагов. Лишь тихий ласковый голос, проговоривший ее имя, заставили юную прелестницу поднять глаза. Марина вздрогнула от неожиданности, когда увидела подле себя царевича, который уже сел на скамью и взял ее руку в свою. Рука дочери воеводы была холодной, и Григорий начал согревать ее в своих горячих ладонях.

– Так неожидан ваш приход, царевич, – высокомерно проговорила Марина, – я думала, вы уже почиваете.

– Я все никак не мог уснуть, прекрасная панна, – на одном дыхании ответил тот и продолжил, – я не мог уснуть из-за вас, Марина Юрьевна.

– Что же я сделала вам такого, что лишила вас сна? – насмешливо отозвалась она.

– Вы смеетесь надо мной.

– Извольте, но нет. Зачем мне смеяться над царевичем, особенно таким красивым и умным?

– Вы не виноваты ни в чем, Марина. Это я… это… – он запнулся, не зная, что сказать.

– Ах, говорите, говорите, мне приятно слышать ваш голос.

– В таком случае, – Григорий встал перед ней на колени прямо на холодную землю и, поцеловав ее ручку, проговорил, – Марина, любимая моя, я не буду скрывать своих чувств, ибо у меня нет сил сдерживать их в моей груди! Я люблю вас, я полюбил вас сразу, как только увидел, и жизнь моя без вас не имеет никакого значения. Даже царский трон меня так не прельщает как вы! Ради тебя я готов на все, ты госпожа моего сердца! Только прикажи и я исполню любой твой каприз.

Его голос дрожал в страстном порыве. Не зная что делает, молодой человек привлек к себе панну и начал целовать ее в губы. Красавица молча принимала его ласку, она обвила его шею точенными руками и ответила на поцелуи. «Царицей, я стану царицей московского престола! Царицей московского престола!» – радостно ликовала она про себя, даже не думая о том, что царевич не только не захватил трон, но даже не был признан королем Сигизмундом истинным сыном Ивана Грозного.

Некогда, несколько дней назад Марина сходила с ума от одного пана: высокого, стройного, жгучего брюнета с прекрасным как у древнегреческого героя лицом. Еще несколько дней назад, юная панна думала, что никогда больше никого не полюбит. Теперь же все переменилось. Образ того, кто раньше владел ее сердцем, она не видела; перед ней было красивое лицо Григория, она ощущала аромат душистого мыла, исходившего от его тела и волос, его умное лицо, красивые голубые глаза влюбили в себя гордую полячку.

– Когда я сяду на трон, ты будешь моей законной супругой, ибо лишь тебя одну я хочу видеть подле себя, – шептал царевич, целуя ее в щеку.

– Но у нас есть с вами одна преграда, – вдруг холодным тоном ответила Марина.

– Что за преграда, любимая? Я готов снести ее, если это будет в моих силах.

– Я католичка и духовная дочь папы Римского, ты же принадлежишь к греческой вере, а я не могу предать свою религию.

– Не волнуйся, Марина, ради тебя я готов на все! Я готов отказаться от православия, лишь ты была со мной.

– Вы серъезно решились на подобный шаг? – изумилась панна.

– Да. Я приму католичество и после этого мы обвенчаемся по обрядам римской церкви!

Его голос стал жестким, глаза смотрели серъезно и решительно – нет, этот человек не мог бросать слова на ветер.

Наконец настал тот день, когда встреча с королем Сигизмундом была назначена! Аудиенция была тайной, о ней знали лишь самые приближенные короля люди: братья Вишневецкие, которые и привезли царевича в Краков, воевода Юрий Мнишек, а также епископ Петр Тылицкий, Симон Рудницкий, Сигизмунд Мышковский и великий литовский писарь Гаврил.