Царь приготовил роготину и пошел на медведя, приказав остальным не двигаться и не стрелять, если на то не будет причины.

– Да этот зверь растерзает его! – воскликнул Юрий Мнишек, в тайне все же беспокоясь о зяте.

– Не волнуйся, пан, он ходит на зверя не первый раз, – успокоил его Басманов.

Григорий бесстрашно подходил к медведю, его глаза горели в порыве ярости, ему хотелось как можно скорее всадить оружие в сердце зверя, но он понимал, что один опромечтивый шаг, и его мертвое тело падет к лапам медведя. Собаки, продолжая бегать покруг косолапого, прекратили лаять по команде хозяина, который, подняв роготину, в один миг отрубил зверю голову. Огромное тело бесформенной массой рухнула на земь, обогрив горячей кровью зеленую траву.

Раздался взрыв ликования. Бояре, паны и служивые люди подбежали к охотнику и наперебой забросали комплиментами, восхваляя его отвагу и силу.

Вечером слуги развели костер, поджарив на вертелах куропаток и заяца, которого недавно поймали паны, разгоряченные охотой. В большие кубки налили вино, на земле расстелили ковры, дабы охотники смогли вдоволь наесться после удачной охоты.

Григорий, выпив в больших количествах вино, захмелел, алкоголь ударил ему в голову. Дабы развлечь гостей, он приказал кому-то из слуг принести подкову. Все поляки удивились, для чего сейчас подкова? Столпившись возле царя, они ждали, что будет. И то, что они увидели повергло в шок, даже сам воевода Юрий Мнишек поразился не меньше остальных. Одной рукой Григорий сжал подкову и с легкостью согнул ее. Во второй раз за день он услышал в свой адрес радостные возгласы и похвалу. Мнишек всмотрелся в его руки и удивился: у царя не было сильных мужицких рук, напротив, государь Московии обладал изящными белыми кистями рук с тонкими длинными пальцами. Невольно воевода представил эти руки на своей шеи и вздрогнул от неприятного ощущения.

Веселье продолжалось. Несколько чаш за раз было выпито Григорием вместе с боярами и панами. Захмелев, царя потерял самообладание, у него развязался язык. Вскоре он в обнимку с остальными горланил песни, рассказывал непотребные анекдоты, пел частушки с бранными словами. Многие бояре, среди которых был Василий Шуйский, краснели от смущения и стыда перед поляками за своего царя. Хмель тут же выветрелся у них из головы, даже Юрий Мнишек, ни разу не пригубивший кубок, расстеряно поглядывал по сторонам, желая провалиться сквозь землю из-за безобразного поведения венценосного зятя.

Когда на небе показалась луна, последяя чаша с вином была испита до дна. В полубреду Григорий еле встал на ноги, упираясь на Басманова и Мосальского, которым пришлось потрудиться, дабы посадить того в седло. Во дворце Петр велел всем убираться, не подпуская никого к царю, который словно тюфяк повис у него на плече. Впервые в жизни слуги и придворные видели Григория таким пьяным; да, и раньше он пил много вина, но никогда не напивался, а сегодня, придя с охоты, он даже не мог держаться на ногах, пришлось тащить его до опочевальни на себе. Басманов положил царя как тот и был в одежде и пыльных сапогах, приказав не тревожить и не будить его.

На следующее утро Григория рвало. Петр Басманов, весь опухший и бледный, пришел к нему с чашой в руках, в которой был отвар из трав.

– Выпей, государь, легче станет, – проговорил он.

Молодой человек сделал несколько глотков, затем его снова вывернуло наизнанку. Боярин, еле сдерживая себя, помыл таз с рвотой, потом сказал:

– Пей все, тогда лучше станет.

Царь послушно осушил чашу и бессильно повалился на кровать лицом в подушку.

– Муторно мне, Петр, но хуже становится, когда я вспоминаю, как вел себя вчера. Такого позора я никогда не испытывал.

– Не думай о том, мой царь. Вчера вечером все выпили лишнего, хуже поляков не было никого, а ты просто веселился вместе с нами. Я был не менее пьян, чем ты.

– Однако же, все внимание было обращено ко мне. Как я мог подорвать свое царское величие?

«Бедный, бедный, несчастный человек», – горестно подумал Басманов, глядя на злополучие государя. Раньше он видел в нем лишь самодержца, пред которым трепетали народы России, теперь же перед ним сидел, склонив голову набок, еще совсем молодой, самовлюбленный человек, который сроссья со своей ролью и царской короной.

– У меня для тебя есть хорошая новость, государь, – проговорил Петр.

– Ой, слава Богу, может быть, она утешит меня, – потирая виски, ответил Григорий.

– Пришло письмо от царицы Марины Юрьевны, скоро ее кортеж будет у Москвы.

– Где письмо?

– Вот. Его просил передать твой личный секретарь Ян Бучинский, – боярин протянул ему большой конверт.

Царь судорожно вынул послание, пробежал по нему глазами и широко улыбнулся. Он приложил письмо к губам, потом прижал к груди и, закрыв глаза, мечтательно представил ее, свою возлюбленную, красавицу Марину, дочь польского воеводы Мнишека. Горячая кровь застучала в висках, Григорий похотливым взором уставился в начертанные строки и тихо прошептал: «Я с нетерпением жду тебя, моя любовь!»

После обеда царь немного пришел в себя. Видеть он по-прежнему никого не желал, думы его были обращены в сторону московских ворот, в которые скоро должна въехать Марина Мнишек. Дабы остудить голову, молодой человек направился на первый этаж дворца в левое крыло, над которым трудились лучшие мастера России, Италии и Австрии. За баней располагался бассейн, выложенный мозаикой в древне-римском стиле, сводчатый потолок подпирали десять толстых колонн, на которых были изображены невиданные птицы. Один, без охраны и преданного Басманова, Григорий прошел к ступеням и скинул с себя одежду, бросив ее рядом на скамью. Он закрыл глаза и постоял так некоторое время. Он вспомнил, что когда-то давным-давно, плавать его учил отец, и то было самое лучшее время в жизни! Подняв руки вверх, молодой человек набрал в легкие побольше воздуха и спрыгнул в бассейн, проплыв под водой несколько логтей. Вынырнув, он отдышался и поплыл дальше. Прохладная вода освежила тело, алкоголь выветрился из головы. Теперь царь чувствовал себя превосходно. Он любовался солнечными бликами, отраженных в воде, и вдруг громко рассмеялся, чувствуя, как счастье снова наполняет его душу.