– Ты посмотри, что латиняне делают. Псами церковь оскверняют! – проговорил кто-то из толпы.

– Да гнать их надо, негоже со своими уставами в чужой монастырь лезть, – сказала какая-то женщина.

– Долой поляков!

– Долой латинян!

Крики возмущения были услышаны на входе в церковь. Предотвратить беду решился дьяк Афанасий Власьев, который со всем почтением обратился к полякам, дабы те вышли вон, так как должно было свершиться таинство миропомазания. Паны и их слуги покорно покинули церковь, однако затаили обиды на русских.

– Поганные еретики-схизматики, не долго им осталось пировать, – тихо возмущались между собой шляхтичи, слыша за спиной насмешки москвичей.

«Надули мы литву», – с усмешкой говорили в толпе.

В Успенском храме патриарх Игнатий проводил службу, возложив на Марину Мнишек царскую корону, крест и золотую цепь Манамаха. Царица, будучи ревностной католичкой, находила православные обряды забавными и смешными, еле сдерживая усмешку, когда патриарх, окадив корону и возложив ее на голову полячки, поцеловал ее в плечо. Наклонившись, Марина поцеловала его в жемчужную митру. После этого остальные владыки по парно поднимались на трон и благословляли царицу, касаясь ее двумя пальцами – чела и плечей. За благословением последовало возложение на плечи Марины царских бармой.

Дабы скрыть неловкость русских обрядов, царь Димитрий наклонился к уху супруги и тихо прошептал:

– Не волнуйся, любимая, скоро все закончиться.

Польские дамы, что остались свидетельницами со стороны невесты, прикрывали рты носовыми платками: для них церемония венчания схизматиков, как называли католики православных, была лишь нелепой, смешной игрой.

В конце царь и царица встали перед патриархом, который, благословив их, дал им по кусочку хлеба, затем чашу вина. Поначалу пила Марина, за ней Григорий, который потом бросил чашу на пол на расстелянное сукно. Игнатий ее растоптал – бракосочетание закончилось. Отказавшись от миропомазания, царь и царица в сопровождении свиты вышли на улицу. Вокруг храма их окружила толпа. Все: и простой народ, и служивые люди, и бояре с дворянами, и паны – громкими криками приветствовали молодоженов, бросая им под ноги золотые монеты.

Григорий, ведя под руку Марину, величаво шел ко дворцу. По закону, этот день и ночь они должны были провести у себя в спальне. Слуги подали им обед. Вдвоем они досыта наелись, выпили из золотых чаш вина, а вечером отправились в баню, что вызвало недовольство православных.

– Глядите-ка, – поговаривали бояре между собой, – мало того, что царь иноземную девку в жены взял, окружил себя охраной из немцев да французов, так еще на православный празник Николы день пошел париться в баньку. Не сам ли черт сидит на троне?

Сам Григорий не хотел слышать толки, что витали по коридорам каменного дворца. Вся его душа стремилась к Марине, ради нее он расстратил половину казны, ради нее отказался от веры предков, ради нее он рисковал жизнью. И вот теперь, когда желаемое достигнуто, молодой человек почувствовал неимоверную тоску и горечь, словно предчувствовал, что недолго ему осталось видеть этот свет. Рядом с ним сидела с надменным видом Марина, ее взгляд, выражение лица были холодны, ни словом не обмолвилась она с мужем, будто бы в тайне ненавидела его.

– Почему ты невесела, любовь моя? – ласковым голосом спросил Григорий и поцеловал ее в щеку.

– Я просто устала. Да еще эти нелепые балахоны, сапоги, которые натерли ноги!

– Покажи, где натерли? Я излечу тебя, кохана моя.

Царь сел подле ее ноги и принялся расстирать изящные ступни своими тонкими сильными пальцами. Марина начала таять – никогда еще ни один мужчина не вставал подле нее на колени. Она почувствовала, что нечто невиданное родилось в ее сердце, какая-то теплота наполнила ее душу. Царица поняла, что сейчас, наконец-то, смогла полюбить его. Нежным касанием она провела ладонью по его коротким мягким волосам и проговорила:

– Не надо, любимый, все уже прошло. Просто посиди рядом со мной.

Григорий вздрогнул, впервые услышав подобные слова от некогда гордой панны. Он сел подле нее на скамью и горячими поцелуями покрыл ее маленькие беленькие ручки. Приложив ее ладони к своей груди, он прошептал:

– Ты слышишь, как бьется мое сердце? О чем оно говорит? Вслушайся и ты поймешь, моя желанная, как сильно я люблю тебя!

Марина рукой почувствовала гулкое биение сердца, казалось, еще немного, и оно выпрыгнет наружу, разорвав грудную клетку. Закрыв глаза, венценосная красавица наклонилась вперед и поцеловала супруга в пухлые алые губы, напоенные сладким ароматом. Григорий прижал ее к себе, покрывая поцелуями гибкую шею, щеки, глаза, тихо шепча:

– Подари мне детей, стань матерью моих сыновей, дабы наши народы вечно правили этим обширным государством. Ты моя любовь, сердце мое, желанная моя!

Его прерывистый голос тонул в страстных поцелуях, руки нащупали тонкую еще девичью талию, и кровь потоком прилила к его щекам, голова кружилась от упоительных чувств.

– Пойдем в опочевальню, любовь моя! Ты узнаешь, каков московский царь, – твердил он, не выпуская ее из объятий.

В большой, роскошно обставленной спальне, они легки на мягкое ложе и провели ночь в страстных поцелуях. Никогда прежде Марина не видела Григория таким: его зрачки расширились, отчего голубые глаза казались черными. Под утро они, уставшие от любви, уснули крепким сном. Григорий одной рукой обнял Марину, другая бессильно откинулась в сторону.