– Обязательно, миссис Кройдон, – всхлипнула Луиза. – Обещаем.

Пожилая женщина взглянула на сгущающиеся темные тучи, нависшие над вершиной холма.

– С отъездом мы запоздали. Похоже, пойдет снег. Ох, чуть не забыла! Пойдемте со мной, мистер Кристофер. Это ненадолго.

Она взяла меня под руку и направилась к сараю. Ворота были не заперты. Когда мы вошли, оказались в полутени. Вдова указала на темный угол.

– Вон там найдете снегоочиститель, он вам очень пригодится. Мы купили его всего два года назад, теперь он ваш. Знаете, бывает трудно расчистить дорогу от дома до шоссе 124. Советую воспользоваться услугами господина из Джеффри. Зовут его Билл Лэнг, нужный номер записан в телефонной книге. Он славный и честный человек. Вы сможете договориться с ним об уборке снега, когда сочтете нужным. Без этого, уж поверьте мне, не обойтись.

Я поблагодарил ее, и она вновь взяла меня под руку.

– Теперь пойдемте к маяку, на минутку, не более.

Двери маяка тоже были не заперты. Она потянула за ручку и впустила меня внутрь. Шаги гулко отдавались среди стен, обшитых сосновыми досками. Коллекции мистера Кройдона на книжных полках уже не было, и они висели пустые и одинокие. Мебель и светильники также отсутствовали. На нижнем этаже одиноко стоял огромный сосновый стол со старенькой печатной машинкой «Андервуд».

Тихому голосу миссис Кройдон в пустом помещении вторило эхо.

– Если верно поняла, вы – писатель, мистер Кристофер?

– Надеюсь им стать.

– Это, пожалуй, одно из труднейших занятий; становишься затворником. Но несмотря ни на что самые счастливые часы жизни муж провел именно за этим столом среди книжных развалов в вечном поиске нужных слов, надеясь донести до юных читателей свое отношение к Господу, природе и человеку.

Миссис Кройдон склонилась над печатной машинкой и нежно коснулась истертых клавиш.

– Поздними вечерами, – вздохнула она, – когда Джошуа трудился над очередной книгой, перед тем как лечь спать, я всегда приносила ему чашку горячего чая. Он благодарил, желал спокойной ночи; только для этого и отрывался от работы. А я, уходя, неизменно повторяла: «Чтоб тебе ногу сломать!» Ведь я когда-то была актрисой, мистер Кристофер, а среди театралов так заведено, когда желают удачи.

Я кивнул.

– Да, наслышан. Миссис Кройдон, скажите, зачем на печатную машинку наклеили однопенсовые монетки?

– Ах, да, – ее лицо озарилось. – Когда Джошуа заканчивал работу над книгой, всегда приклеивал к машинке монетку. Здесь их должно быть четырнадцать. Он говаривал: «Это мои медные зарубки, каждая – маленькая победа в битве с людским невежеством и нетерпимостью».

– Знаете, мне бы он точно понравился. Пришлете кого-нибудь за столом и печатной машинкой?

– О нет. Их место здесь. Они – неотъемлемая часть этого райского уголка, как и стеклянная башенка наверху. Пожалуйста, примите этот скромный дар. Возможно, благодаря ему на вас снизойдет вдохновение, и дело заспорится, как бывало с Джошуа.

От избытка чувств я раскрыл объятия, и женщина приникла ко мне. Я почувствовал, как вздрагивает ее хрупкое тело. Наконец она подняла голову, заглянула в глаза и прошептала:

– Чтоб вам ногу сломать, мистер Кристофер.

К НАЧАЛУ МАРТА МЫ НЕПЛОХО ОБУСТРОИЛИСЬ. Тодд и Гленн быстро сообразили, насколько можно затянуть завтрак, чтобы потом, пулей сбежав с холма, успеть на желтый школьный автобус мистера Флэннери. Изо дня в день, проводив детей, мы с Луизой занимались насущными проблемами, из-за переезда казавшимися нескончаемыми.

Позже, когда Луиза стала ежедневно уезжать в Кин за новыми занавесками и сотнями других хозяйственных мелочей, потребность в которых, с точки зрения мужчины, возникает словно ниоткуда, я принялся распаковывать коробки с книгами, расставляя их по полкам маяка. Наконец все они обрели свои места – свыше трех тысяч томов в разноцветных обложках, заполнивших снизу доверху окружность внутренних стен. От одного их вида дух захватывало.

На нижних полках, до которых было рукой подать с неотшлифованного гранитного пола, я разместил любимые и самые ценные книги о том, как добиться успеха. За последний десяток лет мне удалось собрать свыше семидесяти уникальных изданий, таких как «Лекции молодым людям» Генри Уорда Бичера, «Помоги себе сам» Сэмюэля Смайлса, «Оборванец Дик» Горацио Элджера, «Алмазные поля» Рассела Конвелла, «Как завоевать друзей и оказывать влияние на людей» Дейла Карнеги, «Как преодолевать трудности жизни» Александра Энтони и «Сила позитивного мышления» Нормана Винсента Пила. Все сочинения я приобрел у продавца антикварных книг с Бостонс Бикен-стрит.

Прежде чем опустела последняя коробка, я приступил к работе над собственной книгой. Отстранившись от внешнего мира терпким запахом сосновых досок, я и не заметил, как за стенами маяка вымахали сугробы высотой под три фута. К старому раздолбанному «Андервуду» Джошуа Кройдона удалось приноровиться за пару дней. Скорость машинописи оказалась приемлемой – спасибо курсам, которые посещал по настоянию матушки еще старшеклассником. Похоже, сей некогда приобретенный навык является одним из тех, что остаются с вами навсегда, – как езда на велосипеде или плавание.

Матушка. После стольких лет забвения, должно быть, перестук клавиш печатной машинки навеял воспоминания о ней и годах отрочества. Отчасти это мешало сосредоточиться, особенно в первые дни уединенного творчества.

Матушка, веснушчатая ирландка с темно-рыжими волосами и зелеными глазами, с детства убеждала меня в том, что я когда-нибудь стану писателем. «И не просто писателем, – с энтузиазмом восклицала она, – а великим писателем!» Откуда и почему зародилась у нее эта фанатичная идея о будущем единственного сына, я никогда не спрашивал, но со своей стороны всячески поощрял. Не для того, чтобы угодить. Мне просто нравилось слушать яркие описания чудесной жизни великого писателя, каким стану. Она заставляла меня читать Киплинга и Эмерсона, когда одноклассники маялись над детской серией образовательных книг «Дик и Джейн». И задолго до того, как им пришлось корпеть над первым школьным сочинением, я уже, забавы ради, писал рассказы с развязкой в стиле О’Генри.